Призраки ведут особое существование. Они по-иному думают, чувствуют и поступают. Они — эхо забытого прошлого…
Замок Братства, где обитал Энар, представлял собой сооружение такое же непостижимое, как и его хозяин. Попасть внутрь можно было через парадную арку. Входящий сразу же оказывался в длинном коридоре со стенами из гладко отполированных панелей. Панели сливались с пространством коридора, так что бесчисленные повороты и ответвления становились невидимыми, и гостю оставалось полагаться на милость судьбы и собственную интуицию. Чистота помыслов была единственной гарантией его безопасности. В Замке было несколько входов и выходов, о которых знали только избранные. В подземных хранилищах располагался Арсенал — склад оружия. Маленькие изящные «раковины» из серебристого металла назывались цонами. Один цон мог уничтожить целый город. Столь сокрушительное оружие до сих пор не применялось. Его мощь являлась избыточной при том уровне развития, которого достигли здешние обитатели. Обычные «поглотители» — дрейзы — могли легко справиться с чем угодно. Сольгерийские оружейники изготавливали дрейзы на любой вкус — от миниатюрных, встроенных в перстни и наручные браслеты, до продолговатых подвесок, которые воины носили на поясе.
Запасы Арсенала приводили в восторг неофитов. Они благоговели перед силой Братства и постигали воинское ремесло с воодушевлением, давно не испытываемым ветеранами.
Энар давно охладел к оружию. Борьба и разрушение утомили его. Могущество достигается другими способами. А здесь о нем вообще смешно говорить, — невежественные аборигены трепещут и в панике разбегаются при появлении одного только лейриса. Наверное, летающее суденышко представляется им чем-то вроде «колесницы небесного Духа» или «огненной молнии». Бедняги!
Обитатели маленькой планеты, обогреваемой карликом-Солнцем, не представляли для него интереса. Сольгерийцы являлись для них расой Богоподобных Существ, и их вполне устраивала эта роль.
— Энар…
В бесшумно отворившемся проеме показался молодой воин, начинающий обучение в Братстве. В обязанности новичка входило выполнение любого поручения старшего по положению в иерархии воинской касты.
Энар прикрыл лицо золотой маской и повернулся к вошедшему, который застыл в почтительной позе, не лишенной, впрочем, достоинства.
— Слушаю тебя, брат, — сказал Энар.
— Вам передали послание, — опустив глаза, произнес ученик. — Вот оно.
В Сольгере входили в моду «письма». Считалось изысканным изложить свои мысли в виде символов на тонкой серебристой пластинке и передать с посыльным адресату. Хотя давно вошли в применение кристаллы, которые умели хранить и накапливать информацию. Эти данные использовались по мере необходимости либо оставались невостребованными в случае, если в них не было нужды.
— Благодарю тебя, брат, — кивнул головой Энар, принимая послание.
Дверь за неофитом закрылась, и Энар остался один в зале. Он снял с пластинки печать. Даже не глядя на оттиск, Энар догадался, от кого послание. Золотой треугольник — символ сердечной привязанности — использовала только Рейя, дочь императора. Право на пользование символами превратилось в игру, которую вели представители высшей знати.
Энар усмехнулся и пробежал глазами содержание «письма». Оно было полно высокопарных выражений и пожеланий увидеть, наконец, Энара возглавляющим тайную экспедицию на материк, в Большие Горы. Там обитали существа, укрывающиеся в толще горных пород. Их называли «гереями» — подземными жителями. Они одни не покорились Сольгеру и оставались независимыми. Чудовищная толщина породы, под которой скрывались гереи, делала их недостижимыми. Применять в Больших Горах цоны было крайне опасно, так как мощь этого оружия могла привести к необратимым процессам.
Рейя испытывала к Энару болезненную привязанность. Она желала видеть его завоевателем — непобедимым и безжалостным. Ей было недостаточно почти безграничного владычества. Слово «почти» приводило ее в недовольство.
— Большие разрушения начинаются с маленькой трещинки, — любила повторять она. — Всякое уродство берет начало с крошечного несовершенства.
— Совершенство недостижимо, божественная Рейя, — возражал Энар. — Неужели нельзя просто наслаждаться жизнью?
— Я начала забывать, что такое наслаждение… — томно прикрывая глаза, вздыхала императорская дочь. — Напомни мне, высокочтимый Энар. Это под силу сделать только тебе…
Во время летних каникул Казаков занимался репетиторством. Он набирал нескольких учеников, которым предстояло сдавать математику, и готовил их к экзаменам. За пару месяцев Вадим Сергеевич зарабатывал больше, чем за весь год.
— Что ты все работаешь и работаешь? — ворчала мама. — Отдохни, съезди куда-нибудь. В Крым, например. Или на Волгу. Ты давно собирался.
— Некогда мне, — сердился Казаков. — Я еще зимой дал обещание, что подготовлю ребят к экзаменам.
— Тебе о здоровье думать надо.
— Прекрати! — взрывался Вадим Сергеевич. — Что ты из меня инвалида делаешь?
Ольга Антоновна не сдавалась.
— Пока ты еще не инвалид, — в ее голосе слышалась скрытая угроза. — Но непременно им станешь, если не научишься отдыхать. Посмотри, на кого ты стал похож! От тебя осталась половина…
Она плакала и уходила в свою комнату. Казаков некоторое время слушал ее надрывные рыдания, потом не выдерживал и шел мириться.
— Ну ладно… ладно, прости, мам. Я не хотел тебя обидеть.
Ольга Антоновна поднимала на сына заплаканные глаза.
— Ты же знаешь, у меня никого и ничего нет, кроме тебя, Вадик!
Они обнимались и долго утешали друг друга. После подобной сцены на пару дней воцарялось спокойствие, а потом… все повторялось. Вадим Сергеевич уже не мог определить, от чего он больше устал, — от работы, от притупившегося страха или от маминых слез. Он снова оказался на грани нервного срыва и позвонил Ангелине Львовне…
— Почему бы вам действительно не поехать куда-нибудь? — сказала она после сеанса. — Развеяться, сменить обстановку всегда полезно. Пожилые люди, даже самые близкие, бывают невыносимы. С одной стороны, их можно понять… Жизнь стала другой, период активной деятельности завершился, организм изношен. Беда стариков в том, что они теряют смысл существования. Им ничего не остается, как «поедать» окружающих.
— Я не могу уехать, — вздохнул Казаков.
— Почему?
— Не знаю. Меня что-то держит в Москве. И это вовсе не работа… Деньги тут тоже ни при чем. С финансами у меня не густо, но на поездку найдется.
— Что же тогда? — удивилась докторша. — Ученики? Перед ними можно извиниться, все объяснить. Долг перед матерью? Но ведь она сама советует вам отдохнуть.