Слова Войтича взбудоражили гостя. С одной стороны, ему сейчас пригодился бы помощник, а с другой — кто знает, что за люди интересуются Атлантидой? Узнают про кристалл и тогда… могут убить, как этого «журналиста». Прикончат и отберут камень.
Как говорится, утро вечера мудренее.
При лучах рассветного солнышка ночные страхи показались Жилеву смешными. Он вышел на балкон, посмотрел на соседние дома, едущие по дороге автомобили и удивился. Чего он испугался? Кто в современной Москве станет убивать из-за какой-то мифической цивилизации, существование которой большинство людей считают вымыслом и сказкой, придуманной мечтателями.
Осторожно ступая по рассыхающемуся паркету, ученый подошел к двери в комнату старика, приоткрыл ее и заглянул в пропахший лекарствами полумрак. Голова Войтича, лежащая на подушке, показалась ему головой покойника — впалые щеки, заострившийся нос. Только судорожное, хриплое дыхание говорило о том, что старик еще жив.
Степан Игнатьевич невольно прислушался к себе, — ухаживая за Войтичем, он забыл о собственном недомогании. Ноющая боль в груди, головокружение, которые, казалось, отступили, возобновились с новой силой. Запах лекарств вызвал неожиданный приступ тошноты, и Жилев поспешил в ванную. Там его выворачивало минут двадцать, после чего, весь в поту, на ватных ногах он едва дополз до кухни.
«Это кристалл, — как о непреложном факте подумал Жилев. — Он убивает всех, кто рискует находиться рядом. Я должен срочно предпринять что-то. Какой нам будет прок от камня, если мы умрем? Мы испустим дух раньше, чем кристалл откроет свою тайну».
Последний довод оказался самым убедительным. Ученый вернулся в спальню, взял визитку мнимого Головина и набрал указанный на ней номер.
— Мне нужен Багиров, — сказал он, запоздало сообразив, что Багиров мертв.
— Кто его спрашивает? — поинтересовался мужской голос.
— Войтич, эксперт по древностям, — почему-то побоялся представиться своим именем Степан Игнатьевич.
— Одну минутку…
На Золотой Город обрушился ураган.
Ветер набирал силу, срывая крыши, поднимая в воздух лейрисы, выворачивая с корнями деревья. Океан ревел, вздымая гигантские гребни, слизывая с побережья легкие строения, скот, виноградники и посевы. Гавань опустела. Некоторые суда успели спрятать в специально оборудованном подземелье, остальные были разбиты о скалы.
Небо покрылось черными тучами, на землю обрушился снег с дождем… Все ревело, свистело, грохотало и завывало. Океан взбесился, суша колебалась и вздрагивала с жутким гулом, от которого кровь стыла в жилах. Казалось, Боги прокляли империю, отвернулись от нее в роковой час.
Вершина горы тонула во мраке, императорский дворец засыпало снегом. С холмов неслись грязевые потоки, сметая все на своем пути…
Жители попрятались кто куда, курильни астия были переполнены. Поклонники дурманного зелья не обращали внимания на стихию. Какая разница, что происходит вокруг, когда сознание плавает в сладком обманном сиропе? Да и что есть обман, в конце концов? Всего лишь одна из граней реальности…
Солнце исчезло. Оно словно зашло раньше положенного срока, оставив своих детей во тьме. Сияющее Божество отвергло молитвы страждущих, беспощадно отвернуло блистающий лик, и Владыка Тьмы вступил в свои права…
В этой адской круговерти никто, кроме жрецов, не заметил, как растворились во мгле Огненные Пирамиды — Глаза Трейи, невесты Солнца. Они закрылись, сраженные изменой Вечного Суженого.
— Черные всадники несутся по небесам! — голосили служители храмов. — Они затопчут нас! Империя гибнет!
В панике искали Ольвиуса, но тот исчез.
— Трейя забрала его с собой! — в страхе вопили жрецы и жрицы, забыв свой статус «безмятежных и всесильных». — Магистр покинул нас!
Наконец-то в полной мере пригодились подземные сооружения Золотого Города. На поверхности оставаться было опасно, и все, кто имел доступ к роскошным убежищам, спустились в глубокие каменные лабиринты. Ужас заглушали астием и файтом [9] . Энар приказал включить в лабиринтах слабые генераторы файта, который не погружал в гипнотическое оцепенение, а только вызывал легкую приятную эйфорию. Раньше файт было запрещено использовать, но сейчас он оказался как нельзя кстати.
Император умирал в своих золотых подземных покоях, на пышной шелковой постели. Сюда не доносился рев урагана и грохот океанских волн, но все равно было тревожно. По лабиринтам прокатывался зловещий гул, толщи породы сотрясались, и сотрясения эти постепенно усиливались.
Дети императора стояли у постели отца. Лицо Рейи было бледно и не выражало ничего, кроме отчаяния. Ее брат был совершенно подавлен и безучастен к происходящему. Страх парализовал его, и если бы он был способен хоть что-то чувствовать, то завидовал бы умирающему отцу. По крайней мере, императору не придется переживать ужасы гнева Богов…
— Усыпальница еще не готова, — произнес немощный Владыка, приоткрывая глаза.
— Не волнуйся об этом, — сказала Рейя.
Император уже не воспринимал окружающее. Одной ногой он ступил на Поля Заката, куда уходили все его предшественники. Владыка ничего не мог сделать для своих подданных.
— Что же будет? Что будет? — бубнил его сын и преемник, ни к кому не обращаясь.
Рейя ломала руки, осознавая жестокую неумолимость происходящего.
«Энар! Энар! — внутренне взывала она. — Где ты? Почему оставил меня?»
Она не думала ни о брате, ни об отце, ни о подданных, — только об Энаре, страстно желая разделить с ним последние минуты и уйти в небытие вместе. Мысли о спасении не приходили ей в голову. Ни один лейрис, даже самый мощный, не сможет взлететь и унести их в страну Больших Гор, куда не доберется высокая вода. Ураган разобьет воздушное судно, как щепку, и бросит обломки в бушующие волны. Но сидеть и ждать гибели, прислушиваясь к глубинному гулу и колебаниям каменной тверди, было невыносимо. Вдохнуть астия и забыться? Обмануть страшный конец…
Рейя была так возбуждена, что на нее не действовал файт. Ей не хотелось вот так вдруг, не успев сполна насладиться утонченными удовольствиями жизни, покидать мир, в котором она родилась повелевать.
Не действовал файт и на изнеженного наследника царской династии. Сын умер раньше, чем его изможденный отец. При очередном подземном толчке, от которого поползли трещины по золотым панелям стен, сердце наследника остановилось. Он так и остался, свесив голову, сидеть в резном кресле, украшенном кабошонами [10] и слоновой костью.