– Но ведь занимались.
– Не знаю. И знать не хочу. Я не какая-то там любопытная Варвара, чтобы через замочную скважину подглядывать.
– Значит, было за чем подглядывать?
– Глупости вы говорите.
– Глупости на втором этаже делались. А глупости обычно на постели делаются. После таких глупостей следы остаются, белье пачкается, контрацептивы там… Вы меня понимаете?
– Понимаю… Но я ничего такого не замечала.
– Вы в этом уверены?
– Ну да, уверена…
Валерия Михайловна могла бы и не отвечать на этот вопрос, все равно Артем ей уже не верил… Неспроста Глеб наезжал к своей красавице-мачехе, было между ними что-то такое интимное. Это побочное открытие, но ведь оно могло подкрепить одну из версий следствия. Одну из многих, которые могут появиться в будущем. А пока что связь между сынком и мачехой подтачивала версию Артема. Если между Глебом и Маргаритой Никольскими были теплые отношения, то зачем одному заказывать другую?
– А что вы скажете насчет наследства? Кому Никольский завещал свое состояние?
– Всем завещал. И жене завещал, и сыну… Дочери ничего не завещал, о ней должна была позаботиться Маргарита Михайловна.
– Дочери?
– Да, у Евгения Александровича была дочь от Маргариты. Мариночке уже шесть лет.
– И где она?
– В частном пансионе. Маргарита Михайловна считает, что домашняя обстановка мешает гармоничному развитию личности. Не скажу, что я с этим согласна…
– А что скажете? Может, скажете, что Маргарита Михайловна тяготилась своим ребенком?
– Ну, я не знаю… Нет, наверное, не тяготилась, – замялась горничная. – Просто она предпочитала английскую систему воспитания…
– Да, есть такая система, там совсем не обязательно проявлять любовь и ласку. Очень удобно, когда нет любви к ребенку. Когда Евгений Александрович был жив, Марина тоже воспитывалась в пансионате?
– Нет, она воспитывалась здесь…
Артем налил в стакан апельсинового сока, выпил. Да, бывают такие стервы, которые любят только себя. Они умеют изображать из себя любящих жен и матерей, но, как только отпадает потребность притворяться, маски с них слетают, как листья с деревьев по осени. Скорее всего, Маргарита была такой стервой, если она и любовника завела после смерти мужа, и дочь подальше от себя отправила, чтобы не отягощать себя материнскими заботами. Да и не простого любовника нашла, а сына своего мужа… А может, в интимных связях с Глебом Никольским она состояла еще до смерти мужа?..
– Значит, Евгений Александрович поделил свое состояние пополам?
– Ну, насколько я знаю, так и было, – кивнула женщина.
– Может, у Маргариты и Глеба было желание объединить свое капиталы?
– Чего не знаю, того не знаю.
– Когда Глеб приезжал сюда в последний раз?
– Да уже давно… Месяца два его не было… А раньше раз в неделю наезжал как минимум…
– Может, у него девушка появилась?
– Не знаю.
– Ну, если не знаете, чего я вас пытать буду?
Артем свернул этот разговор, чтобы подготовиться к другому. Он ждал Глеба Никольского, чтобы поговорить с ним о Маргарите, но, увы, тот в доме своего отца так и не появился. Ну что ж, придется его навестить…
Всю ночь крутила метель, все следы снайпера завьюжила. Но, как показывала практика, гоняться за профессиональным киллером дело неблагодарное, не тот он волк, который позволит себя поймать. Да и не их нужно искать, а заказчиков. Киллер – это всего лишь ружье, куда его повернут, туда он и выстрелит. Настоящий убийца – это человек, заказавший смерть. Именно на такого человека и пытался выйти Артем. Поэтому он здесь, возле высотного элитного дома на Софийской набережной. Только вот не хотят его подпускать к Никольскому. Охранник уперся, грудью встал за защиту жильца.
– Я все понимаю, товарищ майор, но и вы меня поймите, уволят меня, если я нарушу инструкцию.
Молодой, физически крепкий парень смотрел на Козырева глазами старика-сторожа, которому без своей копеечной работы никак. Ему бы где-нибудь на производстве чугунные болванки ворочать на благо страны, а он покой буржуев охраняет, как тот пес цепной, и еще работу свою боится потерять. Было бы за что бороться…
– Какую инструкцию?
– Ну, если у вас там санкция на обыск или арест, никаких вопросов, но у вас ничего такого нет.
– Я повестку гражданину Никольскому вручу.
– А вы ее по почте отправьте.
– Ты что, министр МВД, чтобы определять порядок вручения повесток?
– Нет, но…
– Давай без «но». Сейчас я выпишу повестку гражданину Никольскому, ты пойдешь к нему и вручишь ее.
В принципе, Глеба Никольского можно было вызвать в управление прямо сейчас и в самом начале пути перехватить у контрольно-пропускного пункта перед его домом.
– Э-э, я не могу отлучаться, – кивком головы показал парень на сторожку.
– А чего так? Боишься награбленное без присмотра оставить?
– Награбленное?
– Тут на днях человека ограбили, говорят, грабитель был в такой же униформе, как у тебя… Кстати, а ведь это вариант!
Артем достал из кармана телефон и сделал вид, будто звонит кому-то из своих подчиненных. Обращаясь к тишине в эфире, он потребовал прислать людей для обыска.
– Зачем обыск? – растерянно посмотрел на него охранник.
Вряд ли у него там, в сторожке, были краденые вещи, но запросто могло найтись что-то криминальное – нож, например, который можно было квалифицировать как холодное оружие, или даже незарегистрированный газовый пистолет, а если обнаружится пакетик с травкой, так это совсем труба дело. Велик океан тайных пороков, всех его темных глубин и не перечислишь…
Артем хорошо помнил события годичной давности, когда он задержал Игоря Горбатова. В поисках улик он взял в оборот его подругу. Не хотела она говорить, где живет, но все-таки раскололась. Назвала адрес, и ключ из ее сумочки подошел к замку названной квартиры. Там провели обыск и нашли три толовые шашки весом по четыреста граммов. Агния пыталась свалить вину на кого-то из своих кавалеров, но все безуспешно. В СИЗО ее отправили, почти год она там отсидела, а потом был суд, и ее приговорили как раз к тому сроку, который она отбыла под следствием. На свободе она уже, а Горбатов сам подписал себе смертный приговор, сам же привел его в исполнение. Вены себе зачем-то вскрыл, спасти его не удалось…
– Не нужен обыск, – мотнул головой охранник. – Я сам повестку отнесу.
– Отнесешь, – усмехнулся Артем. – А я пока в сторожке у тебя побуду. Что там у тебя, гляну…
– Нет у меня там ничего… Может, вы лучше сами отнесете?