Вылитый доктор. Мориарти-целитель. Спаситель юных девиц и престарелых джентльменов.
— И ещё кое-что… — добавил профессор.
— Что? Я на всё согласен.
— «Зелёный глаз». Продайте мне его. Я заплачу пенни вперёд, а в конце недели ещё одно. Если второй платёж не состоится — камень вернётся к вам вместе с первым взносом. Напишу официальную расписку.
— Вы знаете, к чему это приведёт?
— Я знаю всё. Это моя работа.
— Я уже продавал его раньше. Он всегда возвращается, а покупатели… уже не возвращаются. Никогда.
Мориарти, оскалив зубы, набросал расписку:
— Моран, дайте мне пенни.
Я выудил из кармана монетку и протянул ему. И только потом до меня дошёл смысл содеянного! Я же подвергнусь воздействию проклятия вместе с Мориарти. Разумеется, профессор об этом подумал, ведь он, по его же собственным словам, знал обо всём.
Мориарти отдал майору пенни, забрал изумруд и положил его на стол. Этакое зловещее пресс-папье.
Итак, мы все приготовились сигануть в пропасть.
Наш клиент со всеми возможными удобствами разместился в подвале. Там мы держали потайную комнату (размером не больше кладовки и с единственной койкой) и прятали в ней тех, кому лучше не высовывать нос на улицу. Миссис Хэлифакс прекрасно расслышала звон монет в поясе Кэрью и теперь охотно поставляла ему джин по цене шампанского и другие милые развлечения. Послала вниз Шведку Сюзетт (которая на самом деле была полькой) и взяла с майора как за «вызов на дом». Если сам Шальной Кэрью и уцелеет, то его денежкам точно конец.
Профессор удалился в кабинет без окон, где держал свои записи. Среди прочего — все выпуски «Ньюгетского справочника», «Полицейской газеты» и «Процессов над знаменитыми убийцами». Мориарти знал о каждом карманнике или бандите то, чего не знали даже их собственные мамочки.
Более ценные сведения хранились в зашифрованном виде: профессор прибегал к помощи иностранных языков или же специального кода {35}. Он заявил мне, что для составления плана необходимо изучить все похожие случаи. Нехорошее предчувствие подсказывало: результаты его штудий вряд ли порадуют кого-нибудь, включая меня.
Значит, остаток дня в полном моем распоряжении. Пока профессор сдувает пыль с газетных вырезок и строчит шифрованные заметки, пойду-ка я разомнусь.
Я решил сделать себе приятное. Дважды во время прогулок по рынку на Бервик-стрит на мои брюки покушался некий щенок — хорошо известное в Сохо крошечное создание, имевшее манеру оглушительно лаять на прохожих. Пришла пора покончить с мерзким отродьем. Окажу обществу услугу. Признаться откровенно (и плевать, если эти слова неприятно поразят впечатлительных читателей), убийство животного всегда поднимает мне настроение. Предпочтительнее, конечно, завалить крупного зверя где-нибудь в джунглях, но в Лондоне вряд ли найдётся такой, разве что в зоосаде. Даже мне кажется недостойным стрелять сквозь прутья решётки в какого-нибудь льва Раджу или слона Джамбо. А вот некоторые впавшие в отчаяние престарелые охотники пытались таким образом пополнить коллекцию трофеев, когда подагра или разгневанное начальство мешало им вернуться в саванну.
Но я вполне удовольствуюсь надоедливой собачонкой. Убийство тем слаще, что хозяин щенка — надоедливый мальчишка. У меня специальная трость, в которой прячется шестидюймовый клинок из превосходной шеффилдской стали. Лезвие выскакивает наружу, стоит лишь определённым образом повернуть рукоять. Идеально подходит для таких вот случаев. Нужно лишь, с невинным видом прогуливаясь по рынку, исхитриться незаметно совершить свой coup de grace [12] . Испанцы, например, ценят искусное владение клинком, и в Мадриде мне даровали бы в качестве трофея собачьи хвост и уши. А вот в Лондоне, пожалуй, меньше бы негодовали из-за убийства мальчишки.
Я бродил по рынку и якобы внимательно рассматривал белокочанную и цветную капусту (хотя чёрт меня подери, если я знаю, чем они отличаются). Крутил трость в руках, то и дело указывал на тот или иной овощ в самом дальнем углу прилавка, а потом небрежно помахивал ею в воздухе, как бы демонстрируя недовольство качеством товара. Щенок сидел на обычном месте, цапал проходящих дам за юбки и глотал подачки, которые кидали ему собаколюбивые клиенты. Мальчишка, торговец томатами, бдительно оглядывался по сторонам — его намётанный глаз выискивал в толпе воришек. Занимательная задачка! Такого перехитрить гораздо интереснее, чем толстого самодовольного констебля.
Двадцать минут потратил я на разведку и в конце концов стал ориентироваться в шумной рыночной толкотне не хуже, чем в джунглях.
Именно поэтому и сумел их заметить.
Смуглых человечков. То были не загорелые сборщики хмеля из Кента, а туземцы с далёких нездешних берегов.
Я не то чтобы их видел. Увидеть их удаётся редко. Просто вы вдруг замечаете полоску коричневой кожи между манжетой и перчаткой, оборачиваетесь — но вокруг лишь скопление белых лиц. Или среди выкриков уличных торговок улавливаете слово, сказанное на гималайском наречии.
Во время охоты на тигра обычно наступает такой момент, когда вы задаётесь вопросом: а не охотится ли тигр за мной? И зачастую оказываетесь правы.
Я наконец приблизился к псу. Ну, вот и всё. Поднял трость (так, чтобы кончик оказался над собачьей головой), сжал рукоять, готовясь повернуть её нужным образом.
И вдруг в куче томатов блеснули красные глаза. Я моргнул и всмотрелся — ничего. Просто слишком много томатов, чересчур спелых томатов, по цвету напоминающих кровь.
Момент был упущен. Пёс остался в живых.
Как пожалел я о том пенни! Хоть и не мне теперь принадлежит зелёный глаз жёлтого бога, но зато именно я профинансировал сделку Кэрью и Мориарти. То есть связал себя с камнем.
Проклятие отныне распространяется и на меня.
Я поспешно направился на Оксфорд-стрит.
Щенок даже не подозревал, как близко подходила к нему смерть. Я вышел с рынка, где убийца мог с лёгкостью подобраться ко мне в толпе и всадить собственное стальное лезвие. Но вышел я оттуда только потому, что мне позволили. Кровавый долг требовал оплаты.
За мной неотступно следили чьи-то глаза.
Я всё же воспользовался тростью, но только чтобы умыкнуть с прилавка яблоко. Не самое значительное преступление.
На Кондуит-стрит пришлось возвращаться кружным путём. Я торопился, но старался не бежать. Мне не мерещились йети за каждым углом. Правила этой игры совсем иные. Тебе как бы дают понять, что за углом может прятаться йети, и ты начинаешь волноваться понапрасну из-за любого угла на пути. Бдительность неизменно притупляется. И тогда из-за первого же угла, на который ты не обратил должного внимания, выскакивает йети. Чёртовы нервы, даже мои нервы, а уж они, по признанию многих, прочнее стальных канатов и вполне годятся для строительства подвесных мостов.