– А он что – погиб? – спросила Круглова.
Мы с Иркой как раз молчали, сделав подобающие скорбные лица.
– Убили его, – снова вздохнула Ларочка. – Застрелили во время второго ограбления! Санька в тот день как раз на «Буренушке» был, все с тягомотным винно-водочным делом разбирался. Пришел в сто первый раз в контору, то есть в администрацию рынка, а там-то его лицо уже запомнили, и дверь бронированную открыли без вопросов.
– И грабители в масках ворвались в контору на его плечах?! – догадалась я.
– Ворвались, – подтвердила Ларочка. – А там беднягу Саньку сразу же застрелили, три лимона у перепуганных конторских забрали и бесследно смылись в неизвестном направлении!
– Так вот на чьи похороны Серега торопился в тот день, когда мы с ним забирали тебя из больницы! – кивнула мне Ирка.
– А журналистам на брифинге о том, что в ходе ограбления был убит полицейский, почему-то не сказали! – обиделась за все наше «смишное» племя Настасья Круглова.
– И я вам тоже, считайте, ничего об этом не говорила! – спохватилась майорша. – Все строго по секрету, между нами, девочками!
– Мы будем молчать, как партизаны на допросе! – пообещала Ирка.
– А нас еще будут допрашивать? – испугалась Настя.
– Уже нет, – успокоила ее я. – Лазарчук ведь сказал, что не хочет заниматься нашей ерундой, потому как у него своих серьезных дел выше крыши. Нашу детективную историю мы как-нибудь сами распутаем, без профессиональных сыщиков, в частном порядке.
– Может, я чем помогу? Вы звоните, если что, – вставая с дивана, предложила Ларочка.
Ей было совестно, что профессиональный сыщик Лазарчук проявил душевную черствость и бросил нас с нашими проблемами на произвол судьбы. Я хотела сказать Ларисе «спасибо», но тут из комнаты донесся пронзительный поросячий визг.
– Иду, Тимоня, иду! – подхватилась Ларочка.
– Это не Тимоня, – догнав ее на пороге детской, объяснила я уже очевидное.
Ярко-розовый меховой поросенок на батарейках бодро шаркал по полу, утробно хрюкая и заливисто визжа. Тимоня, запустивший Пана Солонинку в многотрудный поход по заваленному разным хламом ковру, восторженно хохотал и раскачивался на попе, как Ванька-встанька.
– Иди к мамулечке, мой зайчик! – присев на корточки, позвала его Ларочка, и зайчик порысил к мамулечке на четвереньках, с легкостью обойдя на дистанции буксующего поросенка.
– Ой, Лен, какие интересные у вас игрушки! – простодушно восхитилась Настасья.
– Это Пан Солонинка, я его Масяне из Чехии привезла, – мне вдруг захотелось похвастаться, какая я хорошая мать. – А вон того белого кролика – он тоже самоходный, и у него глаза сверкают красными огнями – я привезла из Германии. А эту собаку купила в самолете, возвращаясь из Ниццы. Она сама по себе ничего не делает, но у нее внутри диктофон, можно записывать короткие фразы. Мы с Масяней оставляем друг другу сообщения, вроде записок, типа: «Привет, мамочка, я тебя очень люблю!» Вот послушай!
Я подняла с пола игрушечного щенка с очаровательно придурковатым выражением тупой рыжей морды, нажала на лапку с надписью «play», и встроенный механизм послушно воспроизвел последнюю запись.
Только это было вовсе не «Привет, мамуля, я тебя люблю!». Некая мать упоминалась в коротком тексте отнюдь не с нежным чувством, да и голос был совсем не Масин.
– Это кто же так ругается?! – шокировалась Ларочка, отпрянув от игрушки вместе с майорским отпрыском, которому было еще очень рано знать такие слова.
– Не знаю. Голос женский…
– Ну, мы пошли. – Ларочка заторопилась, и я не стала ее задерживать.
Мне хотелось поскорее еще раз без помех прослушать ругательную запись.
«Твою мать!.. Да где же?.. Господи, помоги мне! Неужели все напрасно, вот ведь сука…»
– Судя по интонации, она сказала еще не все, что хотела, – заметила Круглова, кое-что понимающая в дикторских начитках. – Просто запись оборвалась.
– Там памяти всего на 15 секунд звучания, – объяснила я, думая о другом.
Чтобы включить запись, надо нажать на правую заднюю лапку собачки. Новый текст автоматически стирает предыдущий и воспроизводится при нажатии на левую песью лапку. Скорее всего, игрушка лежала на полу, и эта женщина, бормоча ругательства, сама не заметила, как наступила на нее. Ей не до этого было, она что-то искала и уже почти отчаялась найти…
– Так, значит, это был не он! – сказала Ирка, опередив мои мысли на шаг. – Не рыжий мальчик. Квартиру громила какая-то баба!
– Дело ясное, что дело темное! – выразила общее мнение Настя Круглова.
И тут же встрепенулась:
– А хотите, девочки, я вам на кофейной гуще погадаю? Вдруг это поможет?
– А вдруг нет?
Я вздохнула, присела и пошла на корточках, собирая с пола разбросанные игрушки.
– Правильно, сделаем уборку в этом свинарнике! – Ирка подхватила и вырубила натужно гудящего Пана Солонинку. – Может, между делом найдем под завалами и то, что искала та баба!
– Найди то, не знаю, что! – фыркнула я, не разделяя подружкиного оптимизма.
Зато я в полной мере разделяла ее жгучее любопытство.
Катька посмотрела на небо – голубенькое и мелкое, как фаянсовое блюдечко.
По блюдечку жиденьким творожком расползлись облака, и Катька с сожалением вспомнила: а молоко-то скисло! Вадик с вечера забыл поставить бутылку в холодильник, и к утру оно, конечно же, скисло. А почему бы ему было не скиснуть? Погоды, как сказали бы в девятнадцатом веке, чудные стоят! Инда взопрело все!
Ночью было плюс двадцать пять, инда взопреешь, в самом деле… Косой солнечный луч поскользнулся на полированной завитушке мраморного постамента и взбрыкнул, угодив Катьке прямо в глаз.
– Премного благодарствуем, Ваше Императорское Величие! – пробормотала Катька, без должного почтения кивнув своей тезке.
Императрица Екатерина Какая-то – Катька забыла ее порядковый номер – равнодушно смотрела поверх голов одинаковых, словно игрушечные солдатики, молодых голубых елей на высокое крыльцо Законодательного Собрания.
Катька в сотый раз порадовалась тому, что всю дорогу от работы до дома с удовольствием идет по красивейшим местам краевого центра. По некрасивейшим она ходила бы безо всякого удовольствия. Качественным дорожным покрытием могла похвастать только главная улица города, а у Катьки на ногах были двенадцатисантиметровые каблуки, – Катька считала, что у нее короткие ноги.
– Зато их у тебя две! – успокаивал ее любящий сын. – А этим не каждый может похвастаться!
В подтверждение своих слов Вадик потрясал пухлым томиком Стивенсона: на книжной обложке был нарисован одноногий пират, заметно уступавший Катьке как по количеству нижних конечностей, так и по их длине.