Мы немного поухали и потаращились друг на друга, как две совы, а потом я с сожалением сказала:
– Значит, неправильно я его разбила.
– То лиможское блюдо?
– Блюдо не я, а вы с рыжим парнем разбили, вандалы и варвары! А я разбивала Марлезонский балет. На акты.
Я яростно потерла щеки.
– Я-то думала, что все началось с прихода к нам в дом рыжего парня, а оказывается – нет, не с него. Первым мне нанес визит в больничную палату мастодонт и корифей!
– Значит, мы на верном пути, – подумав тоже, сказала Ирка. – Тут точно что-то связано с деньгами.
– Все криминальные истории связаны с деньгами, – заметила я.
– Я имею в виду редкие деньги.
– Тридцать миллионов! – почему-то вспомнила я. – Весьма редкие деньги в наших широтах…
– Да я про монеты говорю! – рассердилась Ирка. – Ты тупишь.
– Сама ты тупишь. Малыш-Тупиш. Который хочет знать Главную Военную Тайну. И ящик печенья, и бочку…
– Кефира!
Ирка резко встала, и кровать облегченно крякнула, оборвав мой малоосмысленный поток сознания.
– Значит, так: сейчас мы попьем этого самого кефиру, потом ляжем спать, а завтра поедем в краевую больницу и спросим мастодонта Костина, чего от тебя хочет шайка нумизматов, без дурацкой дипломатии. Прямо в лоб.
– А во лбу звезда горит, – согласилась я.
И снился мне ночью тучный господин в олимпийском спортивном костюме, с торчащей из головы, точно странный гребень, сверкающей серебряной вилкой.
Такая, знаете ли, гадость.
За вчерашними приключениями я забыла, а поутру вспомнила, что мне непременно нужно к доктору Синельникову.
– Очень удачно, – прокомментировала Ирка. – Получится такое тематическое утро: сначала поедем в клинику Федина к пластику и снимем с тебя швы, а потом отправимся в краевую больницу к нумизмату и снимем с него показания.
Торопясь приступить к выполнению четко намеченной программы, Ирка скрепя сердце ужала меню завтрака до трех блюд, и ровно в десять ноль-ноль, оставив подругу дожидаться меня на банкетке в коридоре, я вошла в кабинет косметолога. Точнее, не в кабинет, а в микроскопическую прихожую перед кабинетами, один с письменным столом и стульями и другой – с кушеткой, неприятно напоминающей операционный стол. И там, и там было занято. Я устроилась на диванчике за столиком, заваленным гламурными журналами, и приготовилась терпеливо ждать. Но скучать в одиночестве мне не пришлось.
– Можно? – спросил знакомый голос, и из коридора в приоткрывшуюся дверь с ощутимым трудом просунулась голова, увенчанная роскошной соломенной шляпой с подсолнухом.
Из-под широких, как хуторской плетень, дырчатых полей свисали коричневые патлы, очень похожие на лохмы кукурузного кочана. С плетнем они сочетались органично, а с голосом не очень. Он ассоциировался у меня не с огородным чучелом, а с куклой Барби, точнее, с ее золотыми локонами.
– Лена, привет! – внедрившись в прихожую целиком, радостно приветствовало меня огородное чучело. – Ты как? Тоже швы снимать?
– Привет, Ада! – я наконец узнала собеседницу. – Ты перекрасила волосы?
– Меняться так меняться! – бывшая соседка засмеялась и потеснила меня на диванчике.
– Следующий? – позвал еще один знакомый голос из кабинета, откуда, приседая в благодарственных книксенах, задним ходом выдвинулась другая особа в широкополой панаме.
На фоне сияющего белого кафеля нарисовалась эффектная мужская фигура – с ног до головы, включая шапочку, маску и бахилы, в благородных малахитовых тонах. В воздетых руках поблескивал металл.
Я слегка оробела.
– Иди, иди! – Ада забрала у меня сумку и подтолкнула к двери.
– Только торбу свою оставь, туда нельзя с вещами.
Дрожала я напрасно, снимать швы оказалось не страшно и не больно. То ли отвлекая мое внимание от происходящего, то ли искренне любуясь собственным рукоделием, доктор Синельников многословно меня хвалил, и я преисполнилась уверенности, что очень скоро стану дивно хороша.
Точно так же кланяясь и приседая, как предыдущая пациентка, я покинула сияющий кафельный чертог с кушеткой. Повернулась, лучась улыбкой, и увидела, что в прихожей никого нет, только сумка моя одиноко лежит на диванчике.
Доктор из кабинета позвал:
– Следующий. – Помедлил немного и, не дождавшись ответа, закрыл за собой дверь.
– Вот чучело огородное! – тихо, но с чувством обругала я отсутствующую Аду.
Взялась постеречь чужие вещи – так и стереги, а не убегай, оставив ценное имущество без присмотра! В этой густо населенной клинике народ гуляет, как по бульвару, и не у всех тут такое плохое зрение, чтобы не увидеть сиротеющую на бежевом диванчике ярко-красную сумочку от «Гуччи»!
– Не ругай ее, может, у бедняжки живот прихватило, – вступился за Аду мой внутренний голос. – Не могла же она бежать в клозет с твоей сумкой? А в коридоре, кстати, Ирка сидит. Она-то уж точно узнала бы и не пропустила мимо твой кумачовый аксессуар от знатной буржуйской фирмы.
– И то правда.
Малость успокоившись, я подхватила свою сумочку и сразу же поняла, что успокаиваться не стоило. Небольшая сумка «для светских выходов», в которую я поутру положила только самое необходимое, стала заметно легче – граммов на четыреста примерно. То есть, как раз на столько, сколько «тянула» колючая, разлапистая связка из восьми разновеликих металлических ключей.
– Кто выходил из этой двери?! – выскочив в коридор, спросила я у подруги сиплым шепотом.
– Кто сидел на этом стуле? Кто ел из этой миски? – дурашливо ухмыльнулась она.
Мое преувеличенное волнение ее рассмешило.
– Ирка! – Я потрясла перед ней красной сумкой, как возбужденный малыш – первомайским флажком. – У меня ключи украли! Вытащили из клатча, пока я была в процедурном кабинете! Живо вспоминай, кто выходил из этой двери?
– Господи!
Я посемафорила бровями.
– Нет, то есть как раз Господа нашего тут не было, разве что он незримо присутствовал, вместе с Кришной и всеми другими, – зашептала подруга, озираясь, как будто ища невидимые сущности. – Выходили разные тетки…
– Какие тетки?
Ирка поджала губы и подняла вверх глаза – сосредоточилась, вспоминая.
– Одна была такая… Типа, барышня-крестьянка – вся в белом, с кружевами и в панаме с бантом.
– Я видела ее. Когда она выходила, сумка еще была у меня в руках.
– Другая была в соломенной шляпе, как у Страшилы из мультика, и в черных очках, как у нас с тобой, – вспомнила Ирка.
– Ада, – кивнула я. – А после нее еще кто-нибудь выходил?
– Кто-то в белом халате, я не обратила внимания кто, – с сожалением сказала подруга. – По-моему, даже не один человек. Они, эти люди в белых халатах, бегают туда-сюда, туда-сюда…