С улыбкой человека, который в общем и целом согласен с постулатом «Жизнь хороша, и жить хорошо» я прошествовала по липовой аллее до перекрестка, прямо на светофоре поймала такси и поехала в отель «Приват».
Водитель, услышав адрес, посмотрел на меня с интересом, но ничего не сказал, только всю дорогу косился на мои ноги. Наверное, прикидывал, гожусь ли я в дневные бабочки, принимающие вахту у ночных. У меня заранее сложилось вполне определенное мнение об отеле с выразительным названием «Приват», и, кажется, таксист его разделял.
Искомая гостиница расположилась в глухом закоулке еще недавно шумного и многолюдного района вещевого рынка. Пару месяцев назад городская администрация наконец приступила к реализации собственного мужественного решения снести это некультурное торжище, и теперь территорию бывшего рынка окружал бетонный забор, за которым царила поистине кладбищенская тишь. Торговые точки вынужденно переместились в новый шопинг-центр, покупатели мигрировали следом за ними, десятки наемных реализаторов азиатского происхождения растворились, как вьетконговцы в джунглях, а отель «Приват» неожиданно стал действительно тихим местечком. Понятно, почему его рекламные афишки раскладывают в богоугодных заведениях типа глазной клиники – для приезжих пациентов заведение стало в самый раз.
Судя по архитектурному ансамблю, объединившему под общей вывеской гостиницу, ресторан, баню-сауну, бильярдную и автомойку, разнопрофильное, как сама жизнь, заведение знавало лучшие времена. Добрые и не очень люди приезжали, купали своих стальных коней, мылись сами и с подругами, рубились в бильярд, ели, пили, спали – и все это в одном месте, буквально не отходя от кассы, зримо представленной выставленным на тротуар щитом с прейскурантом на услуги.
Я подошла и посмотрела: на пожелтевшем выцветшем листе крупной оспиной пламенела овальная наклейка: «Скидки на все!» С учетом пятидесятипроцентного снижения цен приватные услуги сделались заманчиво дешевы.
Я внимательно оглядела ту часть сложносоставного фасада, в которой множество близко посаженных окон выдавало собственно «нумера».
На двери, украшенной псевдобронзовой табличкой «Отель «Приват», облупилась краска, а сама табличка заметно покосилась. У гипсового херувима, обнимающего неработающий фонтанчик, отвалились одно ухо, кончик носа и крутые завитки локонов, так что прелестный ангелочек сделался здорово похож на чумазого беспризорника, умыкнувшего тазик из соседней бани. Петунии в пластмассовых горшках наполовину засохли, к высящейся на длинной журавлиной ноге табличке «Добро пожаловать!» кто-то, явно недовольный уровнем комфорта, мстительно приписал от руки постфикс «ся».
Я спрятала в бамажник заранее приготовленную пятисотку, заменив ее парой сторублевок, произведя переоценку информационных услуг с учетом общего бедственного положения заведения. Резонно было предположить, что местный персонал уже подзабыл вкус сладкого слова «чаевые» и будет рад даже малому.
Холла как такового в отеле «Приват» не имелось. В кособоком закутке под лестницей приютилась конторка, за которой в данный момент никого не было. Простенок украшали остатки былой роскоши – три циферблата, подписанные названиями мировых столиц, откуда, надо полагать, ожидалось нашествие иностранных гостей, охочих до нашего провинциального привата: Нью-Йорк, Париж, Токио. Печальной действительности максимально соответствовали японские часы, стрелки которых пе– чально и безнадежно застыли в анекдотической позиции «на полшестого». Рядом красовалась мечта йога – утыканная гвоздиками доска с ключами от номеров. Голых гвоздиков я насчитала всего пять. Нашествия гостей из всех волостей, очевидно, не наблюдалось.
Я поискала глазами электрический звонок, колокольчик, стучалку – хоть какое-то средство оповещения и, не увидев ничего подобного, покричала по-деревенски:
– Ау! Есть тут кто живой?
Кто-то живой в отеле определенно был: сверху доносилось монотонное гудение пылесоса. Я еще покричала, пылесос недоверчиво затих, лестница заскрипела, и в воображаемый холл сошла девица в странном наряде, состоящем из черной мини-юбочки, белой блузки, фартука из зеленой больничной клеенки и резиновых перчаток.
Стягивая их на ходу, девица юркнула за конторку, подергалась, сбросила с себя лягушачью шкурку фартука и в один миг стала выше ростом. Сменила тапки на каблуки, догадалась я.
– Я тут одна за всех! – улыбнувшись, объяснила мне мастерица перевоплощений. – А вы номерочек хотите? Двухместненький? На сколько часиков?
И она выглянула за дверь, которую я оставила открытой, высматривая сопровождающее меня лицо.
– Девушка, как вас зовут? – проникновенно спросила я.
– Вика, а что? – девица насторожилась. – Не, я не лесбиянка!
– Я тоже! – успокоила ее я. – И номерочек мне не нужен, я к вам совсем по другому делу пришла. Помогите мне, пожалуйста.
Я одну за другой положила на конторку сторублевки.
Девица смела их одним махом.
– Я сестру ищу, – просительно улыбнулась я. – Моя старшая сестра несколько дней назад поскандалила с мужем и ушла из дома. Телефон не взяла и сама не звонит, куда подевалась – никто не знает, я беспокоюсь, ищу ее! Мне ваша сменщица-горничная сказала, будто видела тут похожую женщину: в соломенной шляпе с подсолнухом, в черных очках, с длинными волосами…
– Такую? – девица снова засмотрелась в дверной проем.
Я оглянулась и успела увидеть уплывающий за угол желтый диск. Непонимающе взглянула на собеседницу:
– А как же?
Она легко поняла мою растерянность:
– У нас есть черный ход. Со второго этажа, где комнаты, можно спуститься по винтовой лестнице во внутренний дворик, а оттуда выйти на улицу через сквозной проезд автомойки или…
Не дослушав подробности местной топографии, я выскочила за дверь и побежала вдогонку за шляпой.
Оставшись одна в квартире подруги, временно исполняющая обязанности хозяйки Ирина Максимова стойко держала оборону. Поскольку угроза вторжения вооруженного украденными ключами врага еще не миновала, Ирка на всякий такой случай снова бронировала фасад щитовидной крышкой, которую сверху прикрыла фартуком, и вооружилась скалкой, которую пока что задействовала по прямому назначению – стала раскатывать тесто для хачапури. В результате, когда за дверью уже привычно захрустели пограничные скорлупки, руки у Ирки были вымазаны мукой и маслом, их надо было мыть, и с марш-броском в прихожую она замешкалась.
Слесарь Геннадий, не имеющий представления о том, по какой причине ему не открывают, досадливо цыкнул, перекинул из одного угла рта в другой перо зеленого лука и согнулся пополам, приблизив испещренное багровыми прожилками лицо к дверному замку, предположительно, нуждающемуся в починке.
Слесарь Геннадий спешил осмотреть фронт предстоящих работ, чтобы прикинуть, успеет ли он справиться за полчаса-час. Больше одного часа своей многотрудной жизни Геннадий на данное мероприятие выделить не мог. Не опохмелившись до обеда, он всерьез рисковал скончаться.