— Нет-нет, — Михаил даже помахал в воздухе ладонями, показывая, что эти подробности его не интересуют абсолютно.
— Я вас не задерживаю? — спохватилась Анна, решив, что Михаил поднял руки для того, чтобы незаметно посмотреть на часы.
Михаил принципиально не держал в кабинете настенных, напольных и настольных часов, считая, что они отвлекают пациентов. Обходился наручными. Одно время завел стильные песочные часы в медной «оправе», отмерявшие по шестьдесят минут, но после того, как двое пациентов сказали, что непрерывно струящиеся песчинки напоминают им о бренности всего сущего, увез часы домой. Дома они простояли недолго, Илона их кому-то подарила, поставив мужа в известность постфактум. Поступок в ее стиле.
— Я никуда не тороплюсь, так что если вы не против, то давайте продолжим, — сказал Михаил. — Тем более что вам есть что сказать, не так ли?
— Есть, — согласилась Анна, — но про замужество, собственно, и рассказывать нечего. Жизнь шла своим привычным чередом, в сентябре мы собирались в небольшой вояж по Бретани. Обсудили маршрут, Максим уже отели заказал. И вдруг…
Нижняя губа дрогнула, и Анна быстро закусила ее, пытаясь удержаться от плача. Со стороны это выглядело очень сексуально. Михаил подумал о том, что в тридцать пять лет ведет себя как мальчишка.
— Я так боюсь, не знаю чего, но боюсь…
«Странно как-то все это, — подумал Михаил. — И не совсем понятно…»
— Анна, давайте уточним, что именно побудило вас обратиться ко мне. Каков ваш основной мотив?
— Страх! — не задумываясь, ответила Анна. — Мне страшно. Мне никто не угрожает, я взрослая тридцатитрехлетняя женщина, я могу за себя постоять, но мне почему-то очень страшно. Я не знаю, что это за страх — страх смерти или еще чего-то, но он есть, и с этим приходится считаться.
Взгляд ее при этом потускнел на секунду-другую, подобно тому, как тускнеет свет ламп при снижении напряжения. Действительно боится, не притворяется.
Невротический страх, в отличие от реального, обусловленного инстинктом самосохранения, иррационален или кажется таковым на первый взгляд. Фрейд считал проблему страха узловым пунктом, главной тайной человеческой психики и был уверен, что корнями все наши страхи уходят в детство.
Анна закрыла лицо ладонями. Закрыла не встык, а внахлест — левый мизинец лег поверх правого и слегка подрагивал.
Владеть собой она определенно умела. Два всхлипа так и не перешли в рыдания, а после нескольких минут, проведенных в туалете, Анна вернулась совершенно спокойной. Даже макияж успела обновить за это время, уничтожив все следы былого смятения.
— Простите, накатывает, — сказала она, садясь в кресло. — Собственно, из-за этого я к вам и пришла. Не могу сама с собой справиться…
И тут случилось непоправимое, годное для какого-нибудь водевиля, но совершенно неуместное в реальной жизни. Хлопнула одна дверь, распахнулась другая и в кабинет вошла, нет — ворвалась, Илона, бывшая супруга Михаила, явно намеревающаяся стать его вечной головной болью.
— Не ждал меня?! — не обращая внимания на то, что Михаил не один, завопила она. — Думаешь, что если отключил телефоны, то я тебя не найду?! Думаешь, что развод поставил точку в наших отношениях?! Так знай же — от меня не скроешься!
Выглядела бывшая супруга так, что хоть госпитализируй. Лицо красное, перекошенное, глаза навыкате, губы дергаются, вся трясется, да еще и дышит прерывисто. Юбка сбилась набок, блузка местами вылезла из-под нее, сумочку держит за ремешок, как кистень. «Это она в таком состоянии машину водит? — ужаснулся Михаил. — Да нет, наверное, такси взяла, на таких нервах со двора не выедешь, не то чтобы в разгар рабочего дня ездить по центру Москвы».
Анна среагировала мгновенно. Встала, сунула ноги в туфли, подхватила свою сумочку, улыбнулась Михаилу (улыбка показалась ему ободряющей) и ушла, не желая быть свидетельницей семейного скандала. Уже и не семейного, если принять во внимание развод, но в то же время семейного.
— Я обзвонилась тебе, мерзавец! Почему ты позволяешь себе днем отключать телефоны?! А если со мной что-то случится и Оля не сможет с тобой связаться?! Хорош отец!..
Объяснять, что во время сеанса нельзя отвлекаться на телефонные разговоры, не было смысла. Так же как и объяснять, что во время сеанса нельзя врываться в кабинет и вести себя подобным образом.
— Мне надо срочно уехать до понедельника, а с Олей некому остаться! — Илона плюхнулась в кресло и закинула ногу на ногу. — И родной отец не хочет принять участие…
Почему не хочет? Что за срочность? И разве нельзя было послать эсэмэску, которую Михаил непременно бы прочел в перерыве между сеансами? Что за манера реагировать на все так, словно не живешь, а играешь роль в какой-то из шекспировских трагедий? Или не шекспировских, у того же Островского Тоже все с надрывом, на звенящем нерве… Михаил посмотрел на часы и понял, что в его распоряжении не более пятнадцати минут. За это время надо успеть выпроводить Илону, причем успеть выпроводить успокоившейся и по возможности удовлетворенной, чтобы через пять минут она не вернулась и не сорвала следующий сеанс. С нее, безбашенной, станется…
— Водички? — спокойно предложил Михаил.
Водичку ему посоветовали засунуть кое-куда. Никакой логики, сплошной абсурд — ну как можно засунуть воду? Разве что влить, впрыснуть, налить. Ну, нет так нет, наше дело предложить.
— Ты совсем о нас не думаешь! С глаз долой — из сердца вон! Какой же ты гад, Оболенский! А еще гордишься своим происхождением!
После развода Илона вернула себе девичью фамилию — опять стала Тишиной. Применительно к ней фамилия звучала иронично, если не издевательски. Какая из Илоны Тишина, ей бы Верещагиной быть или Громовой.
«А ведь когда-то мне так нравилось все это, — думал Михаил, пока Илона выплескивала остатки своего буйного негодования. — Не то слово — я просто с ума сходил от подобных экспансий. Хватал на руки и тащил ее, отбивающуюся и визжащую, в постель. А она потом так страстно просила прощения за свою несдержанность… Куда все ушло? Приелось, что ли? Наверное, приелось, нельзя же питаться одними пряностями…»
Смысл постепенно становился ясен. Илону срочно отправляют в командировку (так уж Михаил и поверил насчет командировки с пятницы по утро понедельника), а ребенка ей оставить не с кем.
— Привози Олю сюда, — сказал Михаил, когда Илона сделала паузу для того, чтобы отдышаться, — девочка умная, найдет чем заняться, пока я работаю, а потом…
Договорить ему не дали.
— А потом — суп с котом! — взвизгнула Илона. — Я уже опоздала, пока тебе дозванивалась…
— В командировку пригласили другую? — ехидно осведомился Михаил, намеренно использовав глагол «пригласили» вместо «отправили».
Ловить Илону на лжи бесполезно — ни за что не признается, но дать понять, что он ей не верит, можно. Это у следователя или, например, у спасателя могут быть срочные командировки, но не у дизайнера. Тем более что Илона дизайном давно уже толком не занималась. Командировка, как же!