Он споткнулся о камень, пошатнулся, но обрел равновесие и пошел дальше. Ферма была примерно в миле отсюда. Сегодня путь показался длиннее в два раза. Наверху сияли, подмигивая, звезды. Дефферсу казалось, что он слышит их. Дед часто говорил ему, когда он был мальчиком: «Слушай звезды, Билли. Прислушайся. Слышишь?»
И он вслушивался сквозь ночные шорохи и мог поклясться, что слышал их.
Сзади стукнул камень, и он повернулся посмотреть, кто там. Никого, просто показалось. В такой час дорога принадлежит ему одному.
Мозг был затуманен выпитым пивом. Жена непременно выскажется по этому поводу, когда он явится домой. Он тряхнул головой, пытаясь прояснить ее, но тщетно.
Он снова споткнулся, негромко выругался. И услышал, как чей-то голос окликнул его по имени. Джефферс обернулся, чтобы посмотреть, кто это. Вглядываясь, он увидел слабо освещенное лицо, но черты были смутными, он не мог сосредоточить взгляд.
— Я знаю тебя? — спросил он.
— Знал. Когда-то.
— Прости, не помню.
— Ничего, это не важно.
Джефферс кивнул.
— Нам по пути?
— Нет. Спокойной ночи.
Он побрел дальше, оставив незнакомца стоять на дороге. Ему хотелось скорее лечь, от выпитого его подташнивало.
Что-то, сверкнув в свете звезд, пролетело над его головой. И вдруг ударило по горлу так, что у него перехватило дыхание. Джефферс судорожно забился, пытаясь вдохнуть, но эта штука все глубже впивалась в горло, и скоро все было кончено.
Уильям Джефферс был первым в списке.
Три ночи спустя Джимми Роупер сидел в сеннике и доил корову по кличке Данделион. Корова отличалась дурным нравом, поэтому доить ее было занятием не из легких. Но она давала столько молока, что стоила всех хлопот, связанных не только с характером, но в том числе с ее здоровьем, она страдала коликами. Ее телята наследовали ее качества по удивительному надою и тем самым значительно улучшали показатели всего стада.
Джимми устал, сегодня выдался тяжелый день, и он не мог дождаться, когда можно будет лечь спать. Он унаследовал ферму от отца и вместе с ней его терпение. Если бы у Джимми был выбор, он предпочел бы работать на пивоварне, но, поскольку был единственным сыном, ему ничего не оставалось, как продолжать фамильное дело.
Он услышал, как скрипнула дверь сарая, и выглянул из стойла посмотреть, кого принесло.
— Па? Это ты? Я же сказал, что зайду к тебе в комнату, как только закончу дела.
Ответа не последовало. Отец не должен был вставать и тем более ходить, он будет потом долго задыхаться и еще больше ослабеет.
Джимми поднялся, чувствуя, как затекла нога от долгого сидения в неудобной позе, поднял с пола фонарь и вышел из стойла. Пройдя мимо лошадей, которые мирно дремали, не обращая на него внимания, он увидел, что входная дверь приоткрыта на несколько дюймов, но в сарае никого не было. Может быть, отец потерял сознание?
Он быстро подошел к двери и выглянул наружу. Там, под навесом коровника, в тени, стоял какой-то человек. Не отец, потому что человек был выше ростом, прямее и моложе. Джимми не мог разглядеть его лица как следует. Но человек был ему незнаком. Кто-то опять ищет работу. За последние полгода он мог нанять дюжину таких, они брели по дороге в надежде найти любую работу. Но ферма с трудом могла прокормить семью, и он уже устал разочаровывать этих людей. Он сам расстраивался, видя, как их надежда сменяется отчаянием.
— Ищете меня? — спросил Роупер и, не дожидаясь ответа, быстро продолжил: — Простите, я сейчас дою корову. Не можете подождать?
— Это может подождать, — сказал человек, — идите к своей корове.
Роупер кивнул и вернулся к стойлам, оставив из вежливости дверь широко открытой. Данделион стояла около кормушки, мерно жуя сено, которое он для нее туда положил, и он мог поклясться, что в ее черных выпуклых глазах мелькнули надежда и ожидание.
— Тебе просто нужна компания, — он почесал ее между рогами, — считаешь, что слишком хороша для коровника, еще бы, ты у нас лучшая. Самая лучшая. — Он давно подозревал, что корове больше нравится в стойле, где она провела первый год жизни, потому что болела, там за ней ухаживали и было тепло. — Ладно, оставайся, если хочешь. А я пошел спать.
Всхрапнула лошадь и беспокойно задвигалась в своем стойле. Роупер вздрогнул, почувствовав за спиной движение. Но не успел обернуться. Что-то сверкнуло перед глазами в свете фонаря и ударило по горлу, прежде чем он поднял руки для защиты. Удавка вонзилась в кожу и стала впиваться. Джимми сквозь удушье почувствовал, как кровь течет по шее. Он видел еще, как Данделион метнулась прочь, в угол стойла, и в огромных белках ее выпуклых глаз мелькнул страх, но ему было не до нее, он сражался за свою жизнь, пытаясь вдохнуть, и не мог. Человек, стоявший сзади, обладал пугающей силой. Теряя сознание, Роупер упал на колени на земляной твердый пол. Последняя его мысль была: фонарь сейчас перевернется.
Так Джимми Роупер стал второй жертвой.
Третьим стал сын владельца пивоварни. Пивоварня занимала три каменных здания, когда-то принадлежавшие аббатству. Они были частично разрушены, но, поскольку аббат строил на века, неплохо сохранились. Так что дедушка Пирс купил их, отремонтировал и заработал на них целое состояние.
Пивоварня находилась там, где дорога из Гастингса поворачивала на Бэттл. Сначала семья занимала третье здание, но, разбогатев, переехала в прекрасный дом на Абби-стрит.
Это было в прежнем поколении, и теперь Тирел Пирс, отец Энтони, слыл уважаемым человеком в обществе. Энтони воевал, вернулся, потеряв ногу в бою, но это не помешало ему занять свое место в деле отца. Он начинал постепенно — с возницы подводы, потом помощником мастера пивоваренного цеха, вникая в детали процесса. Его отец был уверен, что владелец должен досконально знать свой бизнес — от начала до конца.
В эту ночь — третью после смерти Джимми Роупера — Энтони Пирс вернулся в цех, чтобы еще раз взглянуть на датчик температуры в новом котле. Он явно барахлил, его надо было либо починить, либо ставить новый. Мастер уже пытался его отремонтировать, но безуспешно. Отец говорил, что поставщик в Лондоне сообщил, что понадобится три дня, чтобы доставить новый датчик. Это означало, что сусло будет непригодным и они понесут убытки.
После ужина Энтони пошел в пивной цех, чтобы еще раз попробовать спасти прибор. Ему всегда нравился здешний запах, немного кисловатый, насыщенный дрожжами и хмелем, особенно густой летней теплой ночью. Дверь в цех никогда не запиралась. Он зажег фонарь, вошел, поднялся по лестнице и подошел к скамье, где мастер оставил инструменты. Поставив фонарь на пол, он занялся делом, но, проработав несколько минут, бросил бесполезное занятие. Мастер прав — прибор не подлежал ремонту. Придется смириться и ждать, когда привезут новый. Только придется выгрузить содержимое котла, вычистить, вымыть его, что займет в лучшем случае часов двенадцать…