— Тогда этот Хопкинс вполне вписывается в картину. Как мне сказали, он затаил ненависть, о которой никто не догадывался.
Оба промолчали оставшуюся часть пути. Только когда уже въезжали в Истфилд, Хаббард сказал:
— Мне не хотелось бы оставлять вас здесь одного.
— Значит, вы все еще думаете, что это я хотел убить Майклсона.
— Будьте снисходительны. Это было недоразумение.
Но Ратлидж не мог забыть, как стены подвала надвигались, сужая пространство вокруг него, и как из этих стен сочилась безнадежность и отчаяние. Он остановился у гостиницы.
— Я найду кого-нибудь, чтобы отвезти вас на ближайшую железнодорожную станцию, когда вы закончите дела.
Он вышел из машины.
— То, что меня в любом случае теперь не повысят, я прекрасно понимаю. Даже если Майклсон выживет и вернет мне честное имя. Можете передать старшему суперинтенденту Боулсу… Впрочем… — Он не закончил и пошел прочь.
Старший инспектор Хаббард понял, что не стоит идти за ним.
Подумав и перебрав в памяти всех, кто будет говорить откровенно, Ратлидж решил, что правильным выбором будет сестра Тео Хартла.
В доме только что закончили пить чай, поэтому, открыв ему дверь, миссис Уинслоу предложила:
— Хотите чаю?
— Нет, спасибо. Мне надо с вами поговорить. День сегодня отличный. Может быть, прогуляемся?
Женщина кинула обеспокоенный взгляд через плечо:
— Кажется, мой муж задремал в своем кресле. Я должна быть здесь, вдруг он проснется и ему что-то понадобится?
— Он выпил чаю, пусть поспит, пока вы ему не нужны.
Она неохотно подчинилась.
— А где тот, другой? Почему вы вернулись?
— А вы ничего не слышали?
По ее лицу было понятно, что она действительно ничего не знает.
— Мы редко покидаем дом, — объяснила она, — я выхожу только по делу или если что-то надо купить.
— Его чуть не убили.
— Как тех, всех остальных? — Она в ужасе смотрела на него.
— Нет, кто-то пробил ему голову.
— Но он же полицейский! — В представлении миссис Уинслоу миру грозил крах, если руку подняли на представителя власти. Оказывается, они тоже подвергаются опасности, раз их можно убивать, как простых смертных. — Знаете, мне он не нравился. Но все же… — Она испуганно оглянулась, как будто хотела посмотреть, не крадется ли кто-нибудь за ними. — Мы все здесь боялись и раньше выходить из дому, как стемнеет. А теперь, говорят, даже в пабе никто не задерживается.
— Но я пришел к вам не по этой причине. Расскажите мне подробнее о вашем брате.
— Он был трудным ребенком. Так говорила мама. Всегда противный и задиристый. — Она улыбнулась сквозь слезы. — Но он никогда не попадал в неприятности, действовал исподтишка. А меня всегда дразнил из-за веснушек. Но он не был злым, никому не делал больно. — Она покачала головой.
— Но и словами иногда можно причинить боль.
— Иногда мне бывало несладко, — подтвердила она, — он все время твердил, что у меня лицо в грязных пятнах, требовал, чтобы мама оттерла их пахтой. Даже как-то поймал меня и попытался сделать это сам. Но они не отошли. У тебя пятна на лице. Я слышала это постоянно и плакала. Мама говорила, что все мальчишки такие вредные. А веснушки сами исчезли, когда я выросла. Я была так рада.
Мальчишки есть мальчишки…
Где он это слышал? От констебля Уокера?
Ратлидж остановился и посмотрел на миссис Уинслоу:
— Он дразнил кого-то еще? Или он выбрал вас излюбленной мишенью для насмешек, потому что вы были сестрой?
— О, да они все время поддразнивали друг друга. Не всегда безобидно, иногда это были жестокие шутки. Но, видите ли, они не были на самом деле злыми. Просто дети видят и говорят о вещах, которые взрослые тоже видят, но делают вид, что не замечают. У маленького Джимми Роупера торчали уши, и они дразнили его этим, говорили, что они как ручки от кувшина. А Мэри, сестра Уилла, заикалась, и они передразнивали ее, иногда доводили так, что она вообще не могла выговорить ни слова. Это происходило, как правило, на школьном дворе, когда не видела учительница, или по дороге домой. И еще был один мальчик, не помню его имя. Они тоже его изводили, когда не было рядом взрослых. Но мы никогда не жаловались. Мы боялись, хотя я иногда говорила Тео, что они ведут себя нехорошо. — Она прикрыла глаза от солнца ладонью и посмотрела на Ратлиджа. — Мальчики не задумываются над тем, что словами можно ранить.
— А другие мальчики — Джимми Роупер, Уилл Джефферс, Энтони Пирс тоже принимали участие в этом?
— Энтони это не нравилось, но он боялся идти против всех. Он был младше других и не такой большой и сильный… Может быть, повернем назад? Мне пора к мужу.
Они как раз дошли до церковного двора. Поворачивая обратно, Ратлидж сказал:
— Вы очень помогли, миссис Уинслоу. Если вспомните что-нибудь еще, может быть, придете в участок и сообщите?
— Конечно.
Она вошла в дом и закрыла за собой дверь, исчезнув в свой маленький мирок, до которого сузилась ее жизнь. Он подумал, как жалость, принимаемая за любовь, может разрушить жизнь. Этой жертвы он и не хотел от Джин.
Вспомнил про Мередит Ченнинг, но тут же прогнал мысли о ней и пошел искать констебля.
Уокер был рад его видеть.
— Никогда не думайте плохо о человеке, если он сам не может за себя сказать, — такими словами приветствовал он Ратлиджа и сразу спросил, будет ли тот снова вести следствие. — С инспектором Майклсоном было неприятно работать. Не мог понять, зачем Ярд тогда вас заменил.
— Миссис Фаррелл-Смит на меня нажаловалась. А теперь она еще заявляет, что это я хотел убить инспектора Майклсона.
Уокер улыбнулся.
— И каким образом? Вас ведь не было той ночью в Истфилде.
Интересно, говорил ли он об этом Хаббарду?
— Она клянется, что видела какого-то человека, встретившего Майклсона у церкви и увезшего его на автомобиле, который похож на мой. Если она действительно видела, то у этого человека такой же автомобиль, как у меня.
— Странно, — улыбка исчезла с лица Уокера, — насколько я помню, такой был у Дэниела Пирса. Только темно-зеленый. Не знал, что он появился в этих местах снова.
— Эта марка автомобиля очень популярна, — напомнил Ратлидж, — но мне кажется, она как раз и боится, что он принадлежал Пирсу.
— Я не знал, что они знакомы.
— Как хорошо вы помните Дэниела ребенком? Его дразнили старшие мальчики? Или не трогали, потому что он был сыном мистера Пирса?
— Если и дразнили, я об этом не знал. Я помню, как раза два он приходил из школы с разбитым носом и отец ругал Энтони, что тот не заступился за брата. Но Энтони оправдывался, говорил, что Дэниел сам полез первым в драку.