Все гудело в доме, как в растревоженном улье. Елена Сергеевна Начинкина с сияющими глазами и раскрасневшимися щечками порхала по дому, сея повсюду хаос и разжигая и без того тлеющее в прислуге раздражение. Сегодня вечером у хозяйки дома намечался большой прием. Феерический, грандиозный, как и все прочие ее начинания. Елена Сергеевна пылала и искрилась от переполнявшего ее предвкушения. Все должно быть идеально, безупречно, восхитительно! Восторженные восклицания то и дело слетали с ее уст, изящные тонкие руки взлетали, словно крылышки колибри, указывая и направляя.
За нею, этим воздушным, восторженным созданием, облаченным в невесомый бледно-розовый пеньюар, украшенный пеной кружев, следовала, будто тень, сухая, плоская фигура, скучно-серая, угловатая, со скрипучим, бесцветным голосом, словно олицетворяя собой антитезу хозяйки дома. Это была ее карающая длань, домоправительница Чеслава Зиновьевна Червякова, которую подчиненные за «приятность» характера и манеру держаться «ласково» прозвали Чесоткой.
Сегодня был знаменательный для семейства олигарха Начинкина день – день рождения самого Вольдемара Сигизмундовича, совмещенный Еленой Сергеевной с новосельем. Конечно, ей не очень-то нравилось объединять два праздника в один, но олигарх Начинкин не выносил толпы посторонних в доме, а праздника ужасно хотелось. Поэтому пришлось напрягать фантазию, выкладываться из последних сил, дабы сделать его незабываемым. И поскольку лист календаря едва закрыл собой надпись «Хэллоуин», Еленой Сергеевной было принято смелое решение превратить торжество в бал-маскарад.
Хозяйка дома была натурой яркой, артистической, утонченной, одаренной изысканной фантазией, страстной и пылкой. Она была бывшей балериной. В молодые годы Елена Сергеевна блистала под сводами Мариинки, тогда еще прозывавшейся театром оперы и балета им. Кирова. Выступала хоть и не в главных партиях, но все же в сольных и, возможно, достигла бы большего, но тут ее заметил и за собой увлек Вольдемар Сигизмундович Начинкин. Юная балерина, будучи натурой цельной, не смогла разрываться между репетициями, спектаклями, уроками классического танца и глубоким, ярким, как пламя Прометея, чувством к супругу, светскими раутами, поездками в Париж, отдыхом на Мальдивах и бурным шопингом, поэтому спустя два года со дня бракосочетания покинула сцену, полностью посвятив себя семье. Об этой жертве она нередко в дальнейшем напоминала Вольдемару Сигизмундовичу в особенно острые моменты их семейной жизни.
В это хлопотливое позднее утро глава семейства отсиживался у себя в кабинете, совершенно безучастный к готовящемуся торжеству. В офис его сегодня не пустили. Елена Сергеевна, зная нелюбовь мужа к подобным торжествам, опасалась, что он вовсе не появится на празднике, а потому предпринимала меры. И в западном крыле дома, где располагался хозяйский кабинет, сейчас царили тишина и покой, все двери туда были плотно прикрыты. Но это был единственный уголок мира и спокойствия в огромном доме.
Госпожа Начинкина смерчем пролетела парадную анфиладу, раздала тысячу противоречивых указаний прислуге и, оставив свою серую тень, своего цербера бдеть недремлющим оком за приготовлениями к маскараду, легко вспорхнула по лестнице на второй этаж. Тут ее хорошенькое, еще не потерявшее естественной прелести личико вытянулось и утратило беззаботное сияние, украшавшее его все утро. Потому что она увидела, что посредине верхней площадки, как изваяние пушкинского Командора, стоит ее свекровь.
Галина Станиславовна Начинкина не любила невестку. В том плане, что не испытывала к ней любви. Но и ненависти к Елене Сергеевне родительница олигарха также не питала. Просто не могла воспринимать ее всерьез. Вот уже четверть века ее сын был женат на этой легкомысленной особе, а Галине Станиславовне, вопреки всякой логике, до сих пор казалось, что у сына мимолетное увлечение. Вот первую свою невестку она не любила по-настоящему, крепко. Так крепко, что до сих пор с трудом держала лицо в ее присутствии. А балерина… Ну как можно всерьез воспринимать женщину размером с чихуа-хуа и с фигурой двенадцатилетней девочки, которая целыми днями машет ногами в своей комнате, по каждому пустяку закатывает истерики, носит нелепые попугайские наряды и устраивает в мужнин день рождения маскарад в стиле графа Дракулы?
Да, да, представьте себе, глупышка составила список возможных масок, среди которых фигурировали такие персонажи, как Генрих Восьмой, Екатерина Медичи, Малюта Скуратов, Дарья Салтыкова, Нерон и Калигула, фея Моргана и прочие в том же духе! Сама собиралась предстать на этом шабаше в образе единственного светлого ангела среди сборища темных сил, а несчастного Вольдемара Сигизмундовича, своего супруга, обрядить не кем иным, как именно графом Дракулой.
Естественно, Галина Станиславовна от участия в таком безобразии отказалась. Ей, как заслуженному российскому педагогу с сорокапятилетним стажем, даже смотреть на подобное не пристало.
Но посмотреть, если честно, хотелось. И Галина Станиславовна, движимая любопытством, решила спуститься вниз, чтобы взглянуть на придумки невестки, неуемной в своем стремлении придать новому особняку Начинкиных соответствующий, по ее мнению, вид. Как будто и так недостаточно! Ведь эта любительница дешевой театральщины при строительстве скопировала знаменитый киевский Дом с химерами архитектора Городецкого, нынешнюю резиденцию украинского президента. Облицованный серым камнем фасад особняка щедро украшали горгульи, химеры, слоны, носороги, жабы, змеи, уродливые карлы, тритоны и прочая фауна. Утешало лишь то, что киевский собрат их нового фамильного монстра считался признанным памятником архитектуры стиля модерн.
Так вот, движимая любопытством Галина Станиславовна самым прозаическим образом столкнулась на лестнице с невесткой. Признавать свои слабости Галина Станиславовна не любила, тем более она, педагог с сорокапятилетним стажем, не привыкла публично терять лицо, а потому тут же недовольно поджала губы и с высокомерным осуждением воззрилась на милое создание в розовом пеньюаре, с завидной легкостью на одном дыхании одолевшее парадную мраморную лестницу.
– Ой! Галина Станиславовна! Вы вниз? – засюсюкала растерявшаяся Елена Сергеевна.
Образ свекрови вызывал в ней если не страх, то определенный трепет. Бывшая балерина считала ее бесчувственной сушеной воблой, а в сердцах, в узком кругу подруг, называла родительницу мужа не иначе как «наша училка». Вообще-то причин для жалоб на Галину Станиславовну у нее было немного, но как приятно, сладко всхлипнув, пожаловаться на тиранию свекрови и встретить ответный хор полных сочувствия и понимания голосов.
– Да. Хотела узнать у тебя, в котором часу ожидаются гости, и предупредить Чеславу, что я ужинаю у себя, – чопорно ответила «королева-мать».
– Она уже в курсе, я ее предупредила. Галиночка Станиславовна, может, все-таки поужинаете с нами? Можете без костюма. Все же у Волика день рождения! – защебетала Елена Сергеевна, в душе надеявшаяся на твердый отказ.
– Елена, я уважаемый человек, педагог с почти пятидесятилетним стажем, среди моих бывших учеников есть профессора и академики. Так неужели ты думаешь, я стану участвовать в твоем балагане? – строго сдвинув седые, выщипанные в ниточку брови, спросила Галина Станиславовна. – Лучше ответь мне, Агриппина приедет?