Вот он я – сам себе ставший Иудой, сам себя предавший. Вот он я – неспособный шевельнуть пальцем, беззвучно взывающий о помощи, а люди снаружи барахтаются в тине дней, строят планы на вечер, созерцают звезды, задирают головы к верхушкам зданий, которые я не увижу больше никогда. Чувство горчайшей обиды на такую несправедливость захлестывает меня: как же так? – я лягу в сырую землю, а другие будут по-прежнему жить! Лучше бы случилось какое-нибудь вселенское бедствие, и всех нас, толпящихся на палубе одного корабля, вместе поволокло бы в ту черную дыру, куда сейчас несет меня одного. На помощь! Я жив! Я не умер, и голова моя продолжает работать.
Гроб поставили на край могилы. Сейчас меня закопают. Жена забудет, выйдет за другого и с ним потратит деньги, которые мы с таким трудом копили и откладывали все эти годы! Да разве в этом дело? Я хочу быть с нею сейчас – ведь я жив!
Слышу плач, и чувствую, как из-под век скатываются две слезы. Если сейчас откроют гроб, то их заметят и спасут меня. Но нет – я чувствую лишь, как гроб опускается на дно ямы. Вдруг становится совсем темно. Раньше сквозь неплотно прилегающую крышку ко мне просачивалось немного света, а теперь меня окружает полная тьма. Слышу, как с лопат могильщиков летят на гроб комья земли. Но я жив! Я похоронен заживо! Мне не хватает воздуху, запах цветов делается непереносимым. Звучат удаляющиеся шаги – люди расходятся. Ужас охватывает меня. Не могу шевельнуться, а если сейчас все уйдут, то ночью меня и подавно никто не услышит.
Шаги постепенно стихают. Безъязыкие вопли моего сознания так и не были услышаны. Я остаюсь во тьме и одиночестве, чувствуя, как мутится разум от нехватки воздуха и одуряющего запаха цветов. Внезапно раздается звук, которого прежде не было. Черви! Это подползают черви, холодные, скользкие черви, готовые сожрать меня заживо. Напрягаю все силы, чтобы пошевелить хоть пальцем, но тело мое недвижно. Черви ползут по мне – по лицу, по шее, забираются в брюки. Вот один проник в задний проход, другой скользнул в ноздрю. Спасите! Меня пожирают – и никто не слышит, никто не отвечает.
Червь из ноздри переползает в глотку. Чувствую, как еще один ввинчивается мне в ухо. Как выбраться отсюда?! Где же Бог, отчего Он не внемлет?! Сейчас они перегрызут мне горло и я лишусь возможности кричать! Они наползают со всех сторон, проникая в мое тело через все его отверстия: через уши, через рот, через уретру. Я чувствую их омерзительное присутствие внутри. Надо крикнуть! Надо освободиться! Я брошен в темную сырую яму, завален землей, оставлен на корм червям.
Не хватает воздуха… Надо двигаться! Надо разбить доски гроба! Боже Всемогущий, дай мне сил шевельнуться! Я ДОЛЖЕН ВЫБРАТЬСЯ ОТСЮДА! ДОЛЖЕН!.. Я ПОШЕВЕЛЮСЬ! ПОШЕВЕЛЮСЬ! СЕЙЧАС… СЕЙЧАС…
УДАЛОСЬ!
Разлетелись в разные стороны доски гроба, исчезла могила, и полной грудью я вдохнул свежий воздух Пути Сантьяго. Дрожь сотрясала мое тело, я был весь в поту. Пошевелился и понял – меня вывернуло наизнанку. Велика важность! Я жив!
Озноб колотил меня, но я не предпринимал попыток унять его. Безмерный внутренний покой осенял меня, когда я почувствовал, что рядом кто-то есть. Повернул голову и увидел лицо моей Смерти. Нет, это была не та созданная моим воображением, порожденная моими страхами смерть, пришествие которой я ощущал несколько минут назад, – нет, истинная моя Смерть, подруга и советчица, которая не позволит мне струсить даже на миг.
Отныне и впредь она поможет мне лучше, чем советы и рука Петруса. Она не позволит оставить «на потом» все, что надлежит мне прожить сейчас. Она не даст мне уклониться от житейских битв, она обеспечит победу в Правом Бою.
Никогда больше не буду я, совершив какой-то поступок, чувствовать себя нелепо. Ибо вот она стоит передо мной, говоря, что, когда возьмет меня на руки, чтобы перенести в самую дальнюю даль, в иные края, мне не придется тащить с собой тягчайший из всех грехов – раскаянье. Глядя в ее приветливое лицо, ощущая непреложность ее присутствия, я обрел твердую уверенность в том, что с жадностью буду припадать к источнику живой воды, которая и есть наше земное бытие.
И в ночи не стало больше ни тайн, ни страхов. Она стала счастливой и мирной. Озноб унялся, я встал и двинулся туда, где крестьяне оставили свои насосы. Выстирал штаны, достал из мешка и надел другую пару. Потом вернулся под дерево, подкрепился оставленными мне Петрусом сэндвичами. И клянусь, в жизни не ел я ничего вкуснее, потому что я был жив, потому что Смерть не страшила меня больше.
Спать я лег там же, под деревом. И никогда еще тьма не осеняла меня таким покоем.
Упражнение «Заживо погребенный»
Лечь на землю, расслабиться. Руки скрещены на груди, как у покойника.
Представьте себе во всех подробностях свои похороны так, словно они должны произойти назавтра. Разница лишь в том, что вас в могилу кладут живым.
По мере того как разворачивается вся процедура: отпевание, вынос, доставка гроба на кладбище, опускание гроба в могилу, черви – вы все сильнее напрягаете все мышцы в отчаянной, но безуспешной попытке пошевелиться.
Это вам не удается. И вот, не выдержав больше, движением всего тела вы расшвыриваете в стороны доски гроба, делаете глубокий вдох – и освобождаетесь. Это движение возымеет больший эффект, если будет сопровождаться криком, вырывающимся из самой глубины нутра.
Мы с Петрусом стояли посреди бескрайнего пшеничного поля, уходящего до самого горизонта. Монотонно-ровное уныние его нарушал только средневековый столбик с крестом – веха на пути пилигримов. Подойдя к нему, Петрус опустился на колени и попросил меня сделать то же самое.
– Давай помолимся. Помолимся за то единственное, что может нанести поражение пилигриму, который обрел свой меч, – за свойственные человеку слабости. Как бы совершенно ни владел он почерпнутым у Великих Учителей искусством боя, одна из его рук всегда может обернуться его злейшим врагом. Давай помолимся за то, чтобы ты всегда держал свой меч – если сумеешь, конечно, найти его – в той руке, которая не осрамит тебя.
Было два часа дня. В полнейшей тишине Петрус начал:
– Господи, смилуйся над нами, ибо мы – паломники на Пути Сантьяго, а потому наделены пороками и слабостями. В неизреченной милости Своей сделай так, чтобы никогда не смогли мы обратить обретенное познание против самих себя.