– ЯХВЕ, ТЕТРАГРАММАТОН…

И я узнал голос Первосвященника, заставлявший меня и всех кругом выйти из транса. И это приводило меня в бешенство. Традиция оставалась корнем моего бытия, и я не хотел возвращаться к действительности. Однако Первосвященник был упорен:

– ЯХВЕ, ТЕТРАГРАММАТОН…

И, не в силах удержаться, я против воли спустился на землю и вновь очутился в магическом круге, в древней замковой часовне.

Мы – пилигримы – переглянулись. Внезапность перехода огорчила всех. Мне ужасно хотелось рассказать австралийцу, что я видел его. Но, встретившись с ним глазами, понял, что в этом нет нужды: он тоже видел меня.

Рыцари окружили нас, оглушительно стуча мечами о щиты, покуда не заговорил Первосвященник:

– Дух Н., покорствуя моей воле, ты явился сюда и потому я даю тебе свое торжественное позволение удалиться, не чиня никакого вреда и ущерба ни зверю, ни человеку. Ступай, говорю тебе, но будь готов вернуться по первому зову – когда в соответствии со Священными Ритуалами Традиции ты будешь вытребован к нам сюда снова. Заклинаю тебя – удались спокойно и тихо, и да почиет Божий Мир неизменно и вечно между тобой и мною. Аминь.

Круг разомкнулся. Мы преклонили колени, опустили головы. Один из рыцарей вместе с нами прочел семь раз «Отче наш» и семь раз «Аве Марию». Первосвященник прибавил к этому еще семь «Верую», заявив, что так решила Пречистая Дева Междугорская, явления которой отмечались в Югославии с 1982 года. Теперь мы начинали Христианский Ритуал.

– Эндрю, встань и подойди сюда, – сказал Первосвященник.

Австралиец приблизился к алтарю, перед которым стали семеро рыцарей.

И один из них – наверно, его проводник – спросил:

– Брат, нуждаешься ли ты в Доме?

– Да, – отвечал австралиец.

И тогда я понял, что мы присутствуем при посвящении в рыцари Храма.

– Знаешь ли ты, сколь велики тяготы для вступающего в пределы его? Знаешь ли, какие законы милосердия правят в нем?

– Я готов вынести все во имя Божье и хочу стать слугой и рабом Дома навсегда, до последнего часа моей жизни, – отвечал австралиец.

Последовала еще череда ритуальных вопросов. Одни в нашем сегодняшнем мире уже потеряли смысл, но другие были проникнуты глубокой верой и любовью. Эндрю с поникшей головой отвечал на все.

– Достойный брат, ты просишь о многом, ибо видишь лишь оболочку нашей религии – красивых коней и нарядную одежду, – промолвил мой проводник. – Но не знаешь, сколь суров наш устав, ибо нелегко будет тебе, хозяину самого себя, стать послушным слугой других. И редко доведется тебе поступать по собственной воле и разумению. Ты захочешь остаться здесь – а тебя отошлют за море, тебе полюбится Акра, а придется ехать в Триполи, в Антиохию или в Армению. И когда тебя будет томить сон, придется ночи напролет не смыкать глаз, а когда ты расположен будешь бодрствовать, тебе прикажут идти спать на ложе твоем.

– Я желаю войти в Дом, – отвечал австралиец. Казалось, что рыцари прежних времен, некогда обитавшие в этом замке, одобрительно взирают на церемонию посвящения. Факелы потрескивали беспрестанно.

Австралиец, которому задали еще несколько предостерегающих вопросов, всякий раз заявлял о своей готовности принять любые испытания, ибо он желает войти в Дом. Наконец его проводник обернулся к Первосвященнику и повторил ответы испытуемого. Первосвященник торжественно спросил, согласен ли он подчиняться всем нормам и правилам Дома.

– Да, Наставник, согласен, если будет на то воля Божья. Перед лицом Его, перед вами и братьями моими смиренно прошу вас и к вам взываю именем Господа нашего и Пречистой Девы о том, чтобы приняли меня в свое сообщество и осенили духовной благодатью Дома, как всякого, кто хочет быть слугой и рабом в Доме отныне и впредь, до конца дней моих.

– Во имя Господней любви введите его в сообщество, – промолвил первосвященник.

И в этот миг все рыцари обнажили мечи и воздели их к небу. Потом опустили клинки, образовав вокруг головы Эндрю подобие стальной короны. В пламени факелов лезвия мечей заиграли золотым блеском, и от этого все происходящее обрело характер священнодействия.

Наставник величаво приблизился к австралийцу и протянул ему меч.

Кто-то ударил в колокол, и под сводами старого замка гулким эхом раскатился, бесконечно повторяя сам себя, звон. Все мы потупились, потеряв, таким образом, рыцарей из виду. А когда вновь подняли головы, нас осталось только десятеро – австралиец вместе с ними отправился на ритуальное пиршество.

Переодевшись, мы распрощались друг с другом запросто. Церемония, должно быть, оказалась долгой – уже занимался рассвет. Безмерное одиночество заполнило мою душу.

Я завидовал австралийцу, вернувшему себе свой меч и достигшему конца пути. Я же остался один, и некому отныне будет вести и направлять меня, ибо Традиция – в одной далекой стране, расположенной в Южной Америке, – отторгла меня от себя, а пути назад не указала. И хоть мне пришлось пройти Дивным Путем Сантьяго, который сейчас близится к своему завершению, но я так и не узнал тайну моего меча или способ обрести его.

А колокол все звонил. Выйдя из замка – было уже совсем светло, – я понял, что звон доносился с ближней церкви, сзывая прихожан к заутрене. Город просыпался, готовясь к рабочей неделе, к несчастной любви, к отдаленным мечтаньям, к неоплаченным счетам. И ни колокол, ни город не ведали, что этой ночью в очередной раз состоялся древний ритуал, и все, что на протяжении столетий считалось мертвым, продолжало жить, обновляться и доказывать свое необоримое Могущество.

Себрейро

– Вы – пилигрим? – спросила меня девочка. Кроме нее, в этот знойный предвечерний час на улочке Вильяфранки-дель-Бьерсо не было ни души.

Я лишь молча поглядел на нее. Девочка – плохо одетая, лет восьми на вид – подбежала к фонтану, у которого я присел перевести дух.