Милка весело затянула какую-то песенку и принялась собирать ягоды. Я развернулась и пошла по лесной тропинке. Моя подруга оказалась права. Мария Александровна сидела в гостях и пила чай на свежем воздухе вместе со своей подругой.
Увидев меня, она заметно обрадовалась и притянула меня к себе.
— Вика, девочка моя, а я в гостях засиделась. Думала, вы попозже приедете. Господи, и как же ты похорошела! Прямо расцвела! Настоящая красавица.
Наговоров комплиментов, она посмотрела на меня подозрительным взглядом и тихо спросила:
— Вика, а что с Вадимом произошло? Мила толком ничего не говорит. Сказала, что приболел. Мол, нужно различных зельев приготовить. Но я чувствую, что здесь что-то не то. Не нужно от меня ничего скрывать. Я же мать, я просто обязана все знать.
Я немного помялась и решила не расстраивать пожилую женщину.
— Ничего страшного. Просто его избили.
— Кто?!
— Не знаю. Какие-то хулиганы.
— Вот жизнь пошла, — тяжело вздохнула женщина. — Это кто же на моего сыночка руку поднял?! Изверги проклятые. Ничего. Я сейчас своих масел приготовлю да отваров различных. Они от любого недуга помогут.
Распрощавшись со своей подругой, Мария Александровна слегка приобняла меня за плечи, и мы направились в сторону ее дачи.
— А вы что, ненадолго приехали? — ласково, по-матерински спросила она.
— Мы торопимся. Милка хочет еще к Вадиму в больницу заехать, — неожиданно для себя самой проговорилась я.
Женщина встала как вкопанная и широко открыла рот.
— Боже мой, так Вадим в больнице лежит?! Что же это ты мне сразу не сказала? Ни ты, ни Мила.
— Его уже на днях выписывают, — я постаралась спасти ситуацию.
— Тогда я с вами в город поеду. Я должна своего сына увидеть. Он у меня один-единственный. Другого такого нет и никогда не будет.
— Да все обошлось. Вадим не сегодня-завтра дома будет. Милка его проведывает . Нет никакой необходимости в город ездить. Занимайтесь дачей.
— Нет. Я должна ехать, — не унималась женщина.
— Тогда вы это с Милой решайте, — пробурчала я под нос и посмотрела на черные клубы дыма, появившиеся н& небе.
В самом начале дачного поселка был пожар. Я не знаю, как это получилось, но где-то там, в подсознании, я почувствовала беду и поняла, что она угрожает никому другому, а именно близкому для меня человеку.
— У нас отродясь пожара не было, — задыхаясь произнесла женщина и ускорила шаг. — Вроде мой дом горит…
Дальше все происходило, как в ускоренном фильме. Я сняла туфли и побежала что было сил. Следом за мной бежала мама Вадима и голосила на всю улицу. Добежав до дома, мы увидели, что уже подтягиваются соседи, а весь дом объят мощными языками пламени. Пламя плясало прямо перед глазами, готовое заживо пожрать того, кто находился внутри дома.
— Милка, ты где?! — Я кричала так громко, что мне показалось, что от этого крика в моих ушах полопаются барабанные перепонки. — Мила, Милочка!!!
— Она в доме! — закричал кто-то из соседей. — Посмотрите, дверь закрыта на кочергу!
Я бросилась к двери и схватилась за горячую кочергу, чтобы открыть дверь. Но это оказалось мне не под силу. Поняв, что я обожгла руки и стала задыхаться, я отбежала от двери как можно дальше и громко закричала:
— Господи, кто-нибудь, вызовите пожарную!!! Там дверь заклинило!!!
— Уже вызвали, — ответил из толпы какой-то голос.
— Что же она так долго едет?!
Я упала на землю и с ужасом наблюдала за тем, как горит дом. Рядом со мной сидела Милкина свекровь и громко голосила.
В тот момент, когда посыпалась крыша, я всхлипнула и позвала:
— Мила, Милочка!!!
Кто-то из местных жителей подбежал к горящим ставням и попытался их открыть, но сильно обжегся.
Я впала в шоковое состояние и очнулась только тогда, когда рядом с домом уже стояла пожарная машина. Огонь погасили. Скелет дома был сильно обуглен. Кругом висела белая, шипящая пена. Перепуганные, полураздетые соседи, измазанные сажей, держащие в руках ведра с водой и домашние огнетушители… Неподалеку стояла «Скорая» и оказывала первую помощь тем, кто обгорел.
Милку спасти не удалось. Она сгорела заживо. Говорят, что ее привязали к стулу крепкой веревкой, лишив тем самым возможности передвигаться. Затем плотно прикрыли ставни и закрыли входную дверь на кочергу. После облили дом бензином и подожгли. Я посмотрела в противоположную сторону и остановила свой взгляд на разноцветном ведре, которое предназначалось для сбора малины. Оно было пустым. Значит, как только я отошла на какое-то расстояние, Милку затолкали в дом и сожгли заживо.
В тот момент когда из дома вынесли носилки, накрытые простыней, я потерла свои черные руки покрытые волдырями, и подошла поближе. Я не хотела открывать простыню. Зачем? Я хотела запомнить Милку такой, какой знала ее при жизни. Красивой, уверенной, бесшабашной и любящей…
— Милка! Как же так получилось, Милка! — громко прокричала я и рухнула прямо у носилок на колени.
— Тише. Не надо на нее смотреть. Она очень сильно обгорела. Как головешка… — произнесла женщина в белом халате.
Через несколько минут носилки засунули в «скорую» и увезли в неизвестном направлении. Я по-прежнему сидела на земле и раскачивалась из стороны в сторону. Я вспоминала тот день, когда увидела ее в первый раз: огромное желание жить, большая сила воли и вера в победу над страшной болезнью. Такой я запомню ее навсегда и пронесу эти воспоминания через долгие и долгие годы…
Я не была на похоронах, потому, что вообще не могу присутствовать на этой процедуре. Я никогда не понимала общую скорбь, потому что хотела скрыть свою боль от чужих глаз и скорбела в гордом одиночестве, перебирая альбом с фотографиями любимой подруги. Вот мы на озере… А вот на той самой даче, где произошла трагедия… Милка светится от счастья и с удовольствием возится в огороде. Я лежу в шезлонге и балдею от безделья. Нас фотографирует Вадим. Были минуты, когда он не отходил от Милки даже на шаг… Были да сплыли… А вот мы жарим шашлык. Милка стругает салатик и попивает красное вино…
Спрятав альбом, я достала одну из фотографий подруги и поставила ее прямо перед собой, налив полную рюмку водки.