— Ты их знаешь? — возмутился Гаммонт. — Ах ты, подлая маленькая эскелитка. Так ты с ними заодно, крыса этакая!
— Нет! То есть я… я хотела сказать…
— Убирайся из моего дворца! — прогремел король. — Вон!
Мири перестала что-либо понимать, когда ее схватили за руки. Два гвардейца потянули девушку так быстро, что она коснулась ногами земли всего раз или два, пока они пересекали двор. Привратник открыл ворота, и гвардейцы вышвырнули Мири на улицу. Когда она обернулась, ворота уже были заперты.
Она заглянула через щель. Все двинулись во дворец, но Эса и Фрид то и дело оборачивались.
Мири поспешила уйти. Она не хотела, чтобы они вступались за нее или что-то предпринимали, — это могло навлечь на них беду. Мири понимала, что заслужила изгнание и даже еще больше.
Она попросила у неба, чтобы у нее появились крылья и отнесли ее обратно на гору. Крылья не появились. Пришлось идти пешком. Сначала она двинулась к Петеру, но потом передумала.
Она еще ни разу не бывала у дома Сиселы в дневное время. Фасад был такой же красный, как кирпичный Замок Королевы. Однако краска шелушилась, а под ней проглядывала серая древесина. Крокусы и нарциссы в саду заросли сорняками, но все равно с вызовом пробивались к солнцу.
Мири постучала в дверь. Ей открыла сама хозяйка.
— О! Здравствуй. Я отпустила… прислугу на это утро, — пробормотала Сисела, поправляя шаль и приглаживая нечесаные кудри. Черная тушь вокруг глаз размазалась, придавая ей усталый вид. — Я не ожидала… — Она беззаботно хохотнула. — Ну и вид у меня, должно быть! Не обращай внимания, входи, дорогая сестра.
Сисела провела Мири в салон, показавшийся ей безжизненным теперь, когда не горели лампы. Хозяйка отодвинула одну штору, впустив лучик солнечного света. Вместо того чтобы добавить красок, яркий луч сделал все контрастным, черно-белым.
Для двоих этот просторный официальный зал казался чересчур большим. Неужели во всем доме не нашлось приемной поменьше?
Мири припомнила кое-что, о чем не вспоминала уже несколько недель. В тот вечер, когда пришли солдаты, Мири и Тимон бежали к черному ходу, минуя одну темную комнату за другой, — и ни в одной из них не было мебели. Почему же в доме Сиселы так пусто?
Хозяйка расположилась на длинной кушетке в домашнем халате, солнце освещало ее от колен и выше. Выглядела она очень бледной.
— Я бы предложила тебе подкрепиться, но, как я уже говорила, прислуга… — Она изящно пожала плечами.
— За последнее время я много прочла о нашем короле, — сказала Мири. — И не могу не изменить свое мнение о нем, зная, что в детстве его мучил старший брат.
— Свейн мучил Бьорна? Да, мне нетрудно в это поверить. Он так и остался маленьким мальчиком, правда? Когда-то я была придворной дамой, знаешь ли, жила во дворце, но со временем уже не могла смотреть, как Бьорн и его королева проживают свои бесполезные жалкие жизни. Интересно, сознает ли Бьорн, как близок он к потере короны… — Она заговорила тише: — Не знаю, думает ли он, какая у него была бы жизнь, если бы он выбрал меня.
Раздался нетерпеливый стук в дверь. Мири вскочила, вспомнив о чиновниках и солдатах, но вошел Тимон.
— Сиси…
— Тимон, дорогой! — воскликнула Сисела. — Сначала неожиданно приходит Мири, а теперь мой ягненок Тимон. Я сегодня популярна.
Он вгляделся в полумрак комнаты:
— Мири, ты цела? Я слышал, что королевский кортеж был обстрелян из оружия.
— Пула прошла у меня над головой.
— Ужас! — испугался Тимон. — Мири, ты должна держаться подальше от принцессы. Ей грозит смерть.
— Что ты хочешь сказать…
— Он хочет сказать, что народ на нее обозлен, — вступила в разговор Сисела.
— Да, люди ясно дали это понять, — согласилась Мири. — Они кричали, что убьют Бритту, но не позволят ей выйти замуж за принца. Ты ведь не предполагал, что та глупая листовка даст такой результат, правда?
Тимон растерялся. Не зная, куда деть руки, он сунул их в карманы, потом снова вынул.
— Мири, ты же понимаешь, что всеобщее добро важнее одного человека, — сказала Сисела. — Мы должны чем-то жертвовать, достигая своих целей.
У Мири похолодели ноги.
— О каких целях вы говорите?
— В конечном итоге избавить это королевство от заразы господ.
— Я думала, мы сражаемся за перемены, за страну, в которой со всеми обращаются по справедливости и у всех есть надежда на процветание.
— Да, конечно, — сказала Сисела. — И это будет возможно, как только уйдут королевские особы и прочая знать.
— Куда уйдут? — поинтересовалась Мири.
Тимон прошел к окну. Сисела улыбнулась девушке и похлопала по кушетке рядом с собой. Мири осталась стоять. Сисела поджала губы.
— Я изучила историю многих королевств. Каждый раз, когда народ свергал короля, но оставлял его или его семейство в живых, эти королевские особы в конце концов снова оказывались в стране, обычно при иноземной поддержке, и возвращали себе трон с помощью войны. Мири, моя дорогая, мы не должны совершать ошибок прошлого. Примирение отбросит нас назад. Я понимаю, это звучит сурово, но иногда приходится убивать, чтобы предотвратить еще больше убийств.
Сисела умолкла, и наступившая тишина привела Мири в замешательство. Во время салонных вечеров Клемен поддерживал слова Сиселы бодрящими маршами, вызывая у публики овацию. Теперь же ее речь сопровождалась лишь тихим поскрипыванием пустого дома.
«Музыка создает настроение, управляет чувствами», — учил магистр Филипп. И вот теперь Мири гадала, насколько повинна музыка Клемена в том, что она тогда чувствовала.
Она вспомнила одно из правил дипломатии, выученных еще в академии: «Лучшие решения не приходят с помощью силы». Верно ли это для всех случаев? Или Сисела права? Мири надеялась, что нет, но не была уверена.
В зале стало душно. Девушке захотелось почувствовать под ногами каменную мостовую, увидеть небо над головой, то же самое небо, которое видели папа и Марда.
— Мне пора, — сказала Мири.
Тимон шагнул вперед и посмотрел на нее, словно ожидая приглашения. Но Мири плотно закрыла за собой дверь.
День выдался ясный, на улицах, как ни странно, было спокойно после того ужаса, что творился у часовни. Мири подумала, что Бритта должна покинуть столицу. Ей лучше вернуться домой в Лонуэй или даже на гору Эскель. Ничего страшного не произойдет, если Бритта не станет принцессой. Во дворце ей жилось очень одиноко. Возможно, она будет счастливее, если откажется от него. Это было самое простое решение, и Мири по-глупому надеялась, что так и будет. Ну почему ей нельзя сохранить одновременно и справедливый мир, и свою подругу?
Она вспомнила, как загорались глаза Бритты каждый раз, стоило лишь ей заговорить о Стеффане, и сердце Мири вновь сковало отчаяние.