Тарсус сорвал с него крысу, бросил в мутный поток.
– Я знаю одно местечко, где нас точно искать не станут.
– Но…
– Ты что, Маршал, здесь с моим начальством встречаться надумал? – Он вновь включил коммуникатор, вспыхнул пробудившийся экран.
* * *
Впереди вспыхнуло, высветив парочку, не достойную жить дальше. Ты тут же нажал на спуск – пистолет дернулся, грохнул. Чуть сместившись, ты вновь выстрелил. Затем, пригнувшись, метнулся вперед.
И брезгливо пнул только что застреленных тобою тварей. Серых хвостатых крыс, мерзких, отвратительных. Здесь было сухо, поэтому грызуны чувствовали себя вольготно.
Поднес зажигалку к кончику сигареты, затянулся.
Ты с детства ненавидел крыс. Искренне, всей душой. Пожалуй, сильнее, чем крыс, ты ненавидел лишь… А вспыхнуло потому, что после мрака коллектора, после вони, грязи и сырости свет, проникающий сверху, через вертикальную шахту, показался тебе чем-то особым, благодатью небес. Выходишь из-за поворота – и вспышка. Потому что люк открыт. И открыт неспроста.
Беглецы тут прошли. Ты уверен в этом на все сто, хотя следов нет. Интуиция тебя никогда не подводила.
Сунув пистолет в кобуру, ты подпрыгнул и вцепился в ржавую скобу.
Первую на пути к поверхности.
* * *
Не только на лице новая голограмма, проекторы закреплены еще на спине и на груди.
Теперь Иван – высокая девушка с рыжими волосами до лопаток и мужской походкой. За походку Тарсус особенно пожурил, ибо все попытки уподобиться женскому полу были настолько карикатурными, что лучше пусть Маршал топает как умеет – уж слишком амплитудно он вилял бедрами. А еще у Жукова новые «отпечатки пальцев», только что прилепленные. Тарсус – ходячий склад штучек, без которых подпольщику никак. «Отпечатки» очень нежные, долго не держатся, поэтому их «надевают» максимум за полчаса до непосредственного применения. И уж тем более не стоит ими хвататься за ржавчину лестницы, по которой парни поднялись на поверхность, или, к примеру, за ручку дверцы электрокара, как у больницы.
Из шахты выскочили, когда допотопная видеокамера на стене, жужжа, отвернула глазок в сторону. Этих камер по всей Москве через каждые полметра натыкано.
Протопали мимо развалин домов, пялящихся на путников пустыми оконными пролетами. Вечерело. Иван и Тарсус забрались в ту часть города, что давно заброшена и никому не нужна. Здесь шли ожесточенные бои с контрреволюционерами. После же дорогу расчистили бульдозерами, но и только.
Вдали слышался грохот музыки. Моросил дождь, хотя Жуков точно помнил, что в сегодняшнем расписании погоды осадков нет. Позади остался обитаемый союзниками и посещаемый персами сектор. Там закат подсвечивался световыми столбами прожекторов.
– Здесь, Маршал, облавы еще не было. Это самый отвратительный район Москвы, где людей не должно быть, но есть.
– Неужели есть что-то отвратительнее той дыры, где ты живешь?
Подколка осталась без взаимности.
Они подошли к чуть ли не единственному уцелевшему в округе зданию – бывшему супермаркету. Поблизости бродили и просто стояли весьма колоритные личности: одноглазый парень примерно тех лет, что и Жуков, пара человек с кибернетическими, весьма несовершенными протезами. Перетаптывались на месте полуголые женщины, прикрывавшиеся от непогоды зонтами. И они очень хотели приласкать беглецов. Так и говорили:
– Ребятки, идите к нам, мы приласкаем!
Довольно симпатичная девчонка схватила подпольщика за руку:
– А с тобой, красавчик, я буду ласкова почти бесплатно и со скидкой.
Это Тарсус-то красавчик? Ивану стало немного обидно, что выбрали не его.
– Спасибо за весьма соблазнительное предложение, но я тут со своими прелестями, – ответил девчонке Тарсус и схватил союзника за задницу.
– Ты в своем уме?! – Иван дернулся, оттолкнул его.
– Подыгрывай, идиот, – прошипел Тарсус. – Ты ж для всех вокруг баба.
Черт! Иван забыл, что голограммы сделали его представительницей прекрасного пола. Скрипя зубами, он позволил Тарсусу мять свои ягодицы, пока не подошли к крыльцу, над которым сияла неоновая вывеска «Клуб Нiчка».
Путь им преградил охранник – здоровенный мужик, то ли киборг, то ли человек, но точно с искусственными руками и с пистолетами в кобурах на ремне. Тарсус поздоровался с ним как со старым знакомым и сунул в клешню-манипулятор купюру. Потом кивнул на Ивана:
– Эта шлюха со мной. Хотим порезвиться в ВИП-номере.
Поглаживая рукоятки пистолетов, охранник – самый толстый человек в Москве, не иначе – задумчиво уставился на Жукова. Одет он – она! – вовсе не так, как профессионалки, что мокнут под дождиком неподалеку. У Тарсуса не хватило голопроекторов, чтобы превратить милицейскую форму в вечернее платье или хотя бы в юбку.
Заметив сомнение аборигена, Тарсус по-свойски ему подмигнул:
– Что-то, братишка, потянуло на экзотику. Извращенец я: хочу менту вдуть. Ненавижу ментов, вот и хочу.
Такой порыв оказался охраннику понятен. Он подмигнул Тарсусу в ответ:
– Прошу к нам в клуб!
Внутри было сильно накурено, воняло кислятиной и еще чем-то мерзким. Музыка грохотала так, что ори тебе в ухо – не услышишь. Народу в клуб набилось удивительно много. И все сплошь неправильные какие-то, неблагополучные. Мясистые наросты, шрамы, протезы вместо конечностей, обожженные лица, морщины, седые грязные волосы, тусклые бессмысленные глаза… Все это казалось диким Ивану, ненастоящим. Даже в подземелье, в метро, люди выглядели лучше.
Голос отца в голове иногда заглушал какофонию, бившую басами по вискам.
Жуков еще раз огляделся. Это всего лишь перевалочный пункт. Нужно попасть на Хортицу. И не спрашивайте, зачем. Просто он знает, что так должно быть. Сломайте ему ноги – он все равно поползет прочь из Москвы.
За наличные – бумажки до сих пор в ходу в гетто и здесь, хотя это незаконно, – Тарсус купил бутылку сомнительной дряни. На этикетке – куске бумаги, приклеенном прозрачным скотчем, – от руки вывели маркером «Шампанское». Надо понимать, это пойло подпольщику понадобилось для конспирации. Не собирается же он его пить?..
Поднялись по лестнице. Двумя этажами выше бара и танцпола музыка звучала уже не так громко. Вошли в комнату. Обстановка скудная: кровать, зеркальный потолок, санузел. Из крана тонкой струйкой течет оранжевая жидкость. К стене над кроватью прикноплен постер с юной красоткой, вручающей букет Председателю. Холодильника со жратвой нет, что обиднее всего.
– Номер для новобрачных, – пошутил Тарсус.
Подняв голову, Иван уставился на свою виртуальную личину, отраженную потолком. Она мерцала. Спину жгло, будто плеснули кипятком, лицо тоже.
Тарсус быстро снял с него голопроекторы: