Тетенька с поросенком (так, кажется, ты меня как-то раз назвала)
От кого: KatiAviotova
Тема: Re: Вопрос
Дата: Sat, 08.07.2012 at 3:12 PM
Кому: Alla
Это ты не видишь, что все началось с тебя, с твоей жадности и твоего нежелания хоть что-то сделать для своего ребенка. Я никогда не собиралась тебя грабить, как ты выражаешься. Но в твоем понимании это не так. Когда я просила тебя продать квартиру, ты даже не хотела это обсуждать, а сразу грозила мне тем, что мы поругаемся навсегда и я тебе больше не дочь. Ты не хочешь смотреть правде в глаза, потому что тебе неприятно будет увидеть результат твоих поступков и отношения, того, какая ты на самом деле. Твои многочисленные слова о том, что ты не будешь ждать для бабушки ортопедический матрас, необходимый ей после операции, потому что тебе надо в Третьяковку, и прочие высказывания. Это ты подала в суды, ты искала рейдеров и хотела меня изничтожить, вместо того чтобы поговорить, как я предлагала. И я предлагала тебе сохранить твою квартиру на Тверской. Мне жаль, что ты не видишь истины. Ты получила свои деньги, больше, чем тебе бы дали твои рейдеры за долю. И тебя никто не ограбил, все было честно. Неужели ты думаешь, что если бы я хотела ограбить тебя, то не сумела бы это сделать? У меня никогда не было такой цели. И когда агентство «Золотой домик» предлагало мне это сделать, я отказалась. Но, очевидно, ты судишь людей по себе, по тому, как поступила бы сама. И каждый раз, когда я хотела поговорить, ты отказывалась. Потому что ты всегда хочешь, чтобы только по-твоему и никак иначе.
Петя, когда подрастет, сам решит: общаться ему с тобой или нет.
Думаю, пока ты не поймешь, что все дело в твоем отношении ко мне, твоих придуманных страхах, в самооправдании твоего зла – общаться нам совершенно незачем.
И зачем ты тогда играла с нами, со мной и Петей, во время своего приезда? Боялась ограбления или надеялась обмануть снова, а потом послать к черту?
Пуды зла на твоей карме висят, мама, оттого что ты не хочешь увидеть правду. Я никогда не хотела тебя обокрасть или обмануть, я любила тебя и всегда старалась сделать все, что могу, чтобы помочь.
Ладно, бог тебе судья. Я не держу зла, хотя мне очень больно и обидно.
Единственное благо во всей этой ситуации – поступки моей бабушки и моей матери научили меня относиться к людям с любовью, прежде всего к моему сыну. Я очень люблю его, и он меня любит. И это действительно счастье. Но я постараюсь не слишком боготворить его, чтобы он потом не вырос эгоистом. Впрочем, этого не случится. Мой сын – самый ласковый и добрый ребенок на свете. И ради этого действительно стоит жить и радоваться жизни. А тех, у кого в душе пустота и ад, мне просто жаль. Но единственное, что хочется – поскорее развязаться с этой историей и вычеркнуть этого человека из моей жизни и памяти навсегда. Если бы можно было сделать лоботомию на отдельные участки мозга, отвечающие за память! Но я не могу.
Порой мне кажется, что я не права, а истина на ее стороне. Она подарила мне самое ценное – жизнь, а остального я должна добиться сама. Если она не хотела давать мне что-то еще, по большому счету, это ее право. Разве я заработала эту квартиру по праву рождения? Возможно, да, или нет. В конце концов, она не сдала меня в приют, иногда пыталась заботиться, кто знает, может, и пыталась любить… Мое дело считать, что я должна сделать как мать для своего сына, ведь я это я… Она же другой человек, гениально одаренный, практически живущий в ином измерении…
Я запуталась. Истины не существует. Мы можем принять любое решение, видеть мир каждый со своей колокольни и быть правыми при этом, и у каждого будут свои сторонники, сочувствующие, поддерживающие именно тебя.
Иногда я пытаюсь стать ею, посмотреть на всё с ее точки зрения, ее глазами, прочувствовать ситуацию ее сознанием, ее сердцем… На некоторое время я вселяюсь в нее: гневаюсь, обижаюсь, жалею себя, а потом в ужасе возвращаюсь обратно – я не могу принять мир таким, каким видит его она. В моем есть самый любимый ребенок, верные друзья, от которых я ничего не жду и не ищу выгоды, есть иные ценности кроме творчества и славы. Если бы мне было дано выбирать: баснословное богатство, известность и одиночество или то, что я имею сейчас, я бы, не колеблясь, выбрала второе.
Утром от Максима приходит смс с предложением пообедать в кафе «Пушкинъ» и обсудить интервью. Разумеется, я соглашаюсь. Мне не терпится приоткрыть дверь и заглянуть в его жизнь, пусть даже через замочную скважину. Мое утро начинается с Нино Катамадзе, крепкого кофе и солнца, льющегося в окно… Я танцую обнаженная по квартире, собираясь на встречу, и улыбаюсь наступающему дню. Я не знаю, что он принесет, но мне кажется, что это будет нечто потрясающее… В последние дни моя чуткая любовь к миру приобрела еще более яркие оттенки. Я замечаю мелочи, которых не видела раньше, более остро на них реагирую и создается ощущение, что я чувствую мир всей кожей, каждым атомом тела и души.
Иду по Тверской улице, заглядывая в витрины магазинов, обнимаю взглядом любимые дома, их привычную и родную красоту, среди которой выросла. Я помню эти дворы, переулки, крыши… Я обжила их, как голубь, еще в детстве. Это мой дом. Эти сталинские здания кажутся мне не построенными, а самостоятельно выросшими из земли и потому естественными в отличие от современных зеркально-убогих собратьев, чужеродных пасынков от архитектуры.
Прихожу на десять минут раньше, но Максим уже сидит за столиком и общается с коммуникатором. Он жестом указывает на меню и показывает пальцами «две минуты».
Выбираю из меню «Telnoye – изъ рыбъ речныхъ тельное, до рыхлого фаршу тяпанное, передъ отпускомъ съ обеихъ сторонъ сжаренное» и бокал «Шато О-Бельянъ Антръ-Меръ (белое)». Мне нравится их ресторан со старинной русской дворянской кухней и вся атмосфера этого заведения. Максим предпочитает мясо и красное вино, поэтому заказывает филе миньон и итальянское красное Бароло «Дзонкера». Официанты вышколены, предельно внимательны, но не докучливы, поэтому мы можем спокойно поговорить.
Когда официант отходит, Максим протягивает мне очередную флешку и распечатку интервью для ознакомления. Я быстро пробегаю глазами ответы и взглядываю на него.
– Можно будет тебе задать еще несколько вопросов, не для журнала?
– Попробуй, если я сочту их уместными, отвечу.
– Мне очень хочется узнать, в какой семье ты рос, кто твои родители, во что ты любил играть маленьким, как понял, что ты доминант и что привело тебя к таким практикам…
– Ну что ж… Мой отец сначала был видным партийным деятелем, а потом стал владельцем успешной строительной компании, мать – кандидат наук, преподаватель университета, специалист по французской поэзии эпохи романтизма, одним из основателей которой был Теофиль Готье. Наиболее известное имя поэта той эпохи – Бодлер. Отец по сути человек довольно простой, очень хотел, чтобы в доме все было по высшему разряду, поэтому в семье царил строгий распорядок для всех: завтрак, обед, ужин – четко по расписанию и для всех членов семьи одновременно, за редким исключением. Образованию уделялось много времени, и ко мне всегда приходили частные учителя: по французскому и английскому языкам и математике. Русским языком и литературой я занимался с матерью. Отец настоял, чтобы я еще ходил в секцию бокса, потому как полагал, что я должен уметь постоять за себя. Считал, что это выработает силу моего характера и упорство в достижении цели. Сначала мне все давалось с трудом, я рос довольно болезненным и хилым ребенком, так что процесс закалки проходил медленно и с перерывами на простуды, растяжения связок и другие травмы. Когда я научился драться и сумел поставить себя среди своих сверстников в школе и во дворе – начал собой гордиться и понял, что стать сильным, – правильно. Это помогает быть лидером, закаляет характер и выдвигает тебя на одно из первых мест в жизни. И я благодарен отцу за эту довольно суровую науку. Моя мать считала, что человеку надо культурно развиваться, интеллект помогает в жизни не меньше, чем умение махать кулаками, поэтому неусыпно бдила за моими другими успехами. Конечно, жесткий и неусыпный контроль меня порой раздражал, но ослушаться было немыслимо, поэтому я набирался терпения и ждал того момента, когда смогу жить самостоятельно. Учитель по боксу прочил мне спортивную карьеру, но родители решили, что это ни к чему, и я с ними согласился. Мой выбор института отцу категорически не понравился, поэтому, чтобы угодить ему, я учился сразу на двух факультетах разных университетов: менеджмента и психфак. Свободного времени почти не оставалось, поэтому большинство студенческих пьянок и загулов прошли мимо. Может, именно поэтому девушки обращали на меня пристальное внимание и всячески пытались понравиться. Сходив на пару вечеринок и увидев, что там все отдаются всем и в общаге творится чуть ли не свальный грех, я сделал вывод, что подобные мероприятия меня не устраивают. Мне скучно и омерзительно. Как-то раз, на одной из лекций, я приметил симпатичную девушку. Она тоже довольно часто посматривала в мою сторону. Через несколько дней, выходя из аудитории, мы столкнулись, и я уронил книжку. Она быстро опустилась на колени, подняла ее и протянула мне. Я стоял, смотрел на ее коленопреклоненную позу и чувствовал сумасшедшую эрекцию. Мы стали встречаться. Ее звали Лиза. Она отдавалась мне с готовностью в любое время, в любом месте. Скоро мне это прискучило. Я попытался закончить отношения, но она печально и неотступно следовала за мной по пятам всюду. Я стал прилюдно целовать других сокурсниц, назначал им свидания – ничего не помогало. Казалось, у Лизы совершенно нет гордости. Однажды в раздевалке я подошел к ней и спросил, сколько это может продолжаться. Она разрыдалась, сползла на холодный мраморный пол, обняла мои колени и ответила, что не сумеет без меня жить. Я отвесил ей пощечину, а потом грубо взял ее прямо там, благо, что на дворе стояла зима, и за многочисленными куртками и шубами нас не было видно. Наслаждение внезапно оказалось непередаваемо сильным, и наши взаимоотношения перешли на новый уровень. Я унижал, трахал, доминировал – Лиза подчинялась. Любви и ласки в тех отношениях не существовало. Понемногу мне стало надоедать и это. Я посмотрел «Историю О», «Последнее танго в Париже», «Эммануэль», «Девять с половиной недель», «Пианистку» и другие фильмы. Исподволь приходило осознание, что мне нужны отношения подобного плана, просто секс неинтересен. Я потихоньку расспрашивал друзей и знакомых и как-то раз пришел в салон-квартиру мадам Венеры, где и познакомился с БДСМ-культурой. Она научила меня многому. Я экспериментировал, пробовал различные воздействия и выбирал наиболее понравившиеся. Критерием служило возбуждение от тех или иных практик. Я испытывал их и на своей шкуре, пытаясь понять возможную меру, грань, за которую переходить не стоит. Не приверженец боли, я, тем не менее, осознал, как можно переключить мозг так, чтобы он посылал сигналы удовольствия вместо негативных ощущений. Через некоторое время я привел туда Лизу и благополучно сдал ее на воспитание Венере, которая, вымуштровав, пристроила ее одному из доминантов. Сейчас она живет со своим хозяином в Париже. Мы иногда переписываемся, и она благодарна мне за случившееся. Она изначально была сабмиссивом, нуждавшемся именно в таких отношениях, – Максим выпил глоток вина и принялся за еду.