– Я? – удивилась Ло.
Лоренса нахмурилась. Вот к чему приводит излишнее любопытство. Однако она поехала дальше по служебной дорожке, ведущей от терминала, а затем, свернув, стала пересекать разметки рулежек, нанесенные на перрон. Руис немного нервничала – так далеко от терминала она никогда не отъезжала. Федеральное авиационное управление установило строгие правила, определяющие дальность передвижений багажных трапов и транспортеров по летному полю, поэтому Ло зорко смотрела по сторонам, чтобы не попасть под какой-нибудь рулящий самолет.
Миновав цепочку синих огней, обозначавших границу очередной рулежной дорожки, Лоренса вывернула на «Фокстрот». Самолет высился перед ней черной громадой. От носа до хвоста – полная темнота. Не горели сигнальные огни, не вспыхивали проблесковые маяки, не светились окна кабины пилотов. Обычно человек, даже стоя на земле перед кабиной, находящейся на десятиметровой высоте, мог, подняв голову, заглянуть внутрь сквозь лобовые стекла, похожие на раскосые глаза над характерным носом «Боинга», и увидеть часть верхнего пульта, отметить красноватое, словно в фотолаборатории, сияние ламп подсветки приборов. Но сейчас никакие лампы в кабине не горели.
Ло остановилась метрах в десяти от кончика длинного левого крыла. Если проработать на летном поле достаточно долго – а Ло проработала восемь лет, это будет побольше, чем оба ее замужества, вместе взятые, – обязательно наберешься кое-каких знаний. Закрылки и элероны – своего рода «спойлеры» на задней части крыла – застыли вертикально на манер Полы Абдул, [10] – именно в это положение переводят их пилоты после касания. Турбореактивные двигатели были тихи и неподвижны, хотя обычно даже после выключения движков требуется какое-то время, чтобы они перестали перемалывать воздух, втягивая вместе с ним пыль и насекомых, как гигантские ненасытные пылесосы. Получалось, что большая птичка прилетела в полном порядке, совершила посадку по всем правилам и спокойно прикатила сюда, прежде чем… прежде чем погас свет!
И вот что тревожило больше всего: если экипаж получил разрешение на посадку и благополучно совершил ее, то что-то неладное случилось в последние две, максимум три минуты. Но что могло произойти так быстро!
Ло приблизилась к фюзеляжу, осторожно огибая крыло сзади. Если двигатели ни с того ни с сего заработают, ей не хотелось бы, чтобы ее всосало и изрубило в лапшу, словно какую-нибудь залетную канадскую казарку. Далее она направилась к хвосту, продвигаясь вдоль грузового отсека, наиболее знакомой ей части самолета. Остановилась под люком заднего выхода. Поставила трап на ручной тормоз. Рукояткой привела в действие подъемник. В своем высшем положении он имел уклон в тридцать градусов. Не так, чтобы много, но все-таки. Ло вылезла из кабины. Протянув руку, она захватила свои жезлы и стала подниматься по трапу к мертвому самолету.
«Мертвому»? Почему она так подумала? Ведь эта штука никогда и не была живой…
Однако на мгновенье перед внутренним взором Лоренсы промелькнул образ огромного, гниющего трупа кита, выбросившегося на берег. Именно так выглядел для нее этот самолет: разлагающимся мертвым телом, издохшим левиафаном.
Когда Ло поднялась на вершину трапа, ветер неожиданно стих. Тут важно отметить одну климатическую особенность летного поля аэропорта Кеннеди: ветер здесь не стихает никогда. Ну просто никогда-никогда. Над летным полем всегда ветрено: постоянно взлетают и садятся самолеты, плюс близость солончаков бухты Джамейка, плюс чертов Атлантический океан сразу за проливом Рокавей. И еще – внезапно стало тихо. Так тихо, что Ло, для пущей убедительности, стянула с головы шумозащитные наушники и оставила их болтаться на груди. Она подумала, что слышит, как внутри самолета кто-то барабанит кулаками по стенке, но потом до нее дошло, что тишину нарушают только гулкие удары ее собственного сердца. Лоренса включила фонарь и направила его на лоснящийся от влаги бок самолета.
Движущийся круг света подтвердил, что фюзеляж действительно мокрый, жемчужные капельки росы, образовавшейся после спуска с небес, все еще усеивали его, и пахнул он как весенний дождь.
Ло прошлась лучом по длинному ряду иллюминаторов. Все шторки были опущены.
Удивительно, но факт: шторки были опущены. Все до единой. Вот теперь Лоренсе стало страшно. Очень страшно. Мало того, что рядом с летающей машиной весом 383 тонны и стоимостью 250 миллионов долларов Ло казалась себе карликом, так еще ее накрыло мимолетное, но до жути реальное, холодное, как саван, ощущение, будто она стоит перед чудовищем, перед спящим драконом. И этот демон только притворялся спящим, а на самом деле он в любой момент мог открыть глаза и разинуть свою ужасную пасть. Это было как спиритический электрошок, это было как оргазм наоборот, лютый холод пронизал душу Лоренсы, все жилы ее натянулись, а затем связались в немыслимый узел.
И тут она увидела, что одна шторка вдруг оказалась поднятой. Пушок на затылке Лоренсы колко встал дыбом. Она подняла руку и пригладила волосы, словно успокаивая нервного домашнего питомца. Да нет, она просто не обратила внимания. Эта шторка с самого начала была поднята… с самого начала. Может быть, и так…
В чреве самолета шевельнулась чернота. И Ло почувствовала, что изнутри за ней кто-то наблюдает.
Лоренса заскулила, как малый ребенок, но ничего не могла с собой поделать. Ее парализовало. Кровь, словно по чьей-то команде, запульсировала и прилила к шее, горло перехватило…
Лоренсе стало предельно ясно: нечто, затаившееся во тьме, собирается ее съесть…
Вновь задул ветер, словно и не стихал, и Ло в мгновение ока сообразила, как быть дальше. Задом, даже не поворачиваясь, она спустилась по трапу, прыгнула в кабину и включила задний ход одновременно с зуммером тревоги. Трап так и остался поднятым. Раздался хруст – это Руис раздавила один из синих фонарей на границе рулежной дорожки. Но Лоренса, не оборачиваясь, катила дальше, то по траве, то по бетонке, – навстречу приближающимся огням пяти-шести машин аварийной службы, которые направлялись к самолету.
Калвин Басс подключился к другому головному телефону и принялся отдавать приказы – в строгом соответствии с правилами игры, введенными ФАУ для случаев неожиданных вторжений на рулежные дорожки. Все воздушное движение в радиусе десяти километров от аэропорта Кеннеди было прекращено. Это означало, что число задержек стало стремительно нарастать. Калвин отменил все перерывы на еду и потребовал, чтобы каждый диспетчер смены попытался установить связь с 753-м на любой доступной частоте. Такого хаоса в кабине диспетчерской вышки Епископ еще не видел.
За его спиной собралось несколько чиновников из Управления нью-йоркских портов – это были мужчины в деловых костюмах, которые то и дело что-то нашептывали в свои мобильные телефоны. Плохой знак. Оставалось только удивляться, как и почему люди естественным образом сбиваются в кучу при встрече с неведомым.