— Тебе здесь не нравится, — снова скорее утверждала, чем спрашивала Мия.
— Первое впечатление может оказаться и ошибочным, — довольно уклончиво ответил я.
— Знаешь, я думала, что буду хвастаться перед тобой Алиатом.
— А что тебе мешает? — усмехнулся я. — Вперед, хвастайся. Я даже рад буду послушать какую-нибудь историю.
— Мне кажется, стоит мне начать, и ты снова будешь отпускать свои язвительные шуточки.
— Как вы могли такое подумать, благородная тори! Мне вовсе не хочется покинуть заведение через задний ход, со вторым ртом чуть ниже подбородка.
— Ты из-за этого такой кислый? — вздохнула девушка.
Я немного помолчал, разглядывая, как парят кругами две чайки, будто кружась в причудливом танце.
— Если я скажу, что не рад тому, что заканчивается наше небольшое приключение, поверишь?
— Дай-ка подумать… — Мия, как всегда, постучала пальчиком по подбородку, делая вид, что задумалась. — Мне будет весьма приятно, но вряд ли я поверю.
— А нет желания обмануться?
— Только если совсем чуть-чуть.
— Значит, мне придется говорить правду?
— Если не хочешь, чтобы я всю дорогу напоминала тебе про одного маленького котенка, который жаждал с тобой поиграть, — коварно улыбнулась эта страшная женщина.
— Шантажистка, — хмыкнул я. — Научил, на свою голову. Видимо, у меня призвание такое — обучать королевских отпрысков премудростям простецкой, босой житухи.
— Так ты, значит, не только меня совратил? — якобы прослезилась девушка. — Ах, я так и знала, что ты тот еще сердцеед.
— Во-первых, — насупился я, — я даже пальцем к тебе не притрагивался. А во-вторых, это был мужик…
— Ты знаешь имперского принца? — почему-то насторожилась Мия.
— Да, Константином кличут. — Услышав это, девушка заметно расслабилась. — Вместе служили. Нормальный парнишка, наивный немного, но клинком лихо машет. Не буду хвастаться — но на уровне со мной.
Леди улыбнулась, а потом вдруг подскочила на кровати и немного зло посмотрела в мою сторону:
— Ты разговор в сторону не уводи.
Я даже поперхнулся.
— Нет, я определенно жалею, что так много общался с тобой, — чуть ли не всплакнул я, естественно играя. — А какой раньше доверчивой была…
— Даже не пытайся, — прищурилась девушка, кивая в сторону шкафа, где лежала шкура силха. — Просто расскажи мне, в чем дело. А то вдруг ты сорвешься и порубишь кого-нибудь.
Я вздохнул, проводил взглядом чаек и понял, что выкрутиться мне не светит.
— Раньше я как-то не обращал внимания на то, что ты — дочь второго человека крупнейшей страны материка. А сейчас, когда из-за одного твоего недовольства лишают жизни пусть и глупого, но человека, мне становится не по себе. Это все равно что в той сказке, помнишь — про мальчика, который бежал за звездой? Вот только в моем случае эта звезда прямо рядом сидит, и в ее лучах так легко сгореть. А я, если честно, совсем не хочу сгорать, я жить хочу. Ты говоришь, что я могу сорваться и зарубить кого-нибудь, но это скорее меня зарубят, если я буду позволять себе общаться с тобой так же, как и раньше. А все эти раскланивания и расшаркивания не для меня. Я просто не умею этого делать. Да и учиться опять же не очень хочется. В конце концов, я свободный человек.
Девушка некоторое время молча смотрела на меня, потом вздохнула и закатила глаза:
— Это была, наверное, твоя самая длинная речь за все пять сезонов.
— Оцени мои старания, — хмыкнул я. — И вообще, кажется, девушки ценят неразговорчивых парней.
— Неразговорчивых — да, — теперь уже хмыкнула Лиамия. Понахваталась, темные боги меня забери. — Но не таких, которые, даже уже сидя на вертеле, пытаются извернуться. Я же знаю, что ты сказал только половину правды. Может, тебя, конечно, и стесняет мое положение в обществе, но скорее ты бы плюнул на это дело. Ведь, если мне не изменяет память, ты шархан, который может отражать молнии. Вряд ли на тебя кто-то косо посмотрит, даже если ты решишь посидеть на ступенях храма Ифары.
— О боги! — воскликнул я. — Кто ты такая и куда дела Мию?
Девушка продолжала сверлить меня своими зелеными колодцами, полными скепсиса.
— Не получается, да? — причмокнул я губами.
— Не-а, — улыбнулась та.
— Ну ладно-ладно, уболтала. Я просто, как бы это сказать, не понимаю многих ваших традиций.
— К примеру?
— К примеру, рабство или такое простое отношение к убийству. Хотя в последнем я, наверное, слицемерил, сам не святой, но все же не до такой степени, чтобы за глупость секирить башку. Но здесь даже не убийство, а невозможность сказать против высокого слова, уж этого я натерпелся в Академии. Еще и многоженство с многомужеством, вот уж чего мне, имперскому жителю, не понять. У нас это называют либо изменой, либо наставлением рогов. Да и еще много чего…
Некоторое время мы снова молчали, предаваясь тянущей, чуть свистящей из-за гуляющего в коридоре ветра тишине.
— Я тебя понимаю, — вздохнула девушка. — Когда я приехала с посольством в Империю, то тоже растерялась. Все было таким новым, таким странным, что мне начало казаться, будто тьма Фукхата потихоньку пожирает меня, топя в каком-то болоте. Только не обижайся. Но действительно, мне тогда казалось, что я угодила в плен к варварам. Все такие грубые, резкие и неприятные. Ваше дворяне и аристократы не чтили никого, кроме себя, и я все никак не могла понять, почему гвардия их не прибьет. Ваши простолюдины были слишком свободных нравов, и я постоянно ждала, что вот-вот, еще чуть-чуть — и этого наглого червя прибьют, но нет. Ваши мужчины, как ты говоришь, изменяли своим женам, а те им, и постоянно я слышала рассказы легионеров о том, как она мудрено наставила рога ему, а он успел спрятать свою любовницу под кроватью от нее. Мне все казалось диким, а потом я привыкла.
— Не знаю, хочу ли я привыкать, — протянул я. — И надо ли мне это в принципе.
— А почему бы и нет?
— Потому что в Алиате я проведу не больше сезона. Переведу дух в Мукнамасе и сяду на первый парусник, пересекающий Зеленый океан.
— И ты совсем не будешь задерживаться? — почему-то с легкой печалью в голосе поинтересовалась красавица.
— Кто знает. Не хочу что-либо загадывать, дабы не смешить несуществующих богов.
До самого вечера мы больше не проронили ни слова. С первой звездой, а в Алиате это где-то начало восьмого, в дверь постучались. Я, держа руку на гарде, открыл тяжелую створку. На пороге стояла пустоглазая рабыня с большим подносом в руках. Когда я ее поблагодарил, у девушки на миг засветился какой-то огонек в глубине бесцветных, блеклых глаз, но тут же потух. Она сделала глубокий поклон, звеня тяжелым ошейником, и отправилась прочь. Потчевали нас странной пищей. Здесь было мясо неизвестной мне птицы, по вкусу смахивающей на индейку, но слишком жирное и жестковатое. В маленькой плошечке плескался темноватый соус, который на поверку оказался таким острым, что под смех Мии я вылакал целый кувшин воды, правда, лучше бы кумыса или молока, они с жаром надежнее справляются. На гарнир — разнообразные овощи, на которые я смотрел, как детектив на подозреваемого, прищурившись, чуть ли не угрожая оружием. Просто они были самой разнообразной расцветки, от фиолетовой до ярко-оранжевой. Мне, привычному к зелени, это в новинку. Но ничего, схомячил и вроде не подавился. А в глиняном кувшине на поверку оказалось слабенькое, но недурственное вино.