Мысли, не столько печальные, сколько тяжелые в своей неожиданности, стали погружать меня в пучину самокопания, в которую я не погружался ни разу в жизни. Признаюсь, и в этот раз мне не удалось нырнуть так глубоко, чтобы отыскать хоть что-то. Я решил позволить себе воспользоваться привилегией всех детей и глупцов — не думать о завтрашнем дне. Это было весьма незатруднительно — просто забыть о границе в три с половиной года и продолжать наслаждаться жизнью. В этот самый момент на небе снова засветилась дорожка упавшей звезды. Теперь народ не зевал и бурно охал и ахал, попутно замолкая, загадывая самые заветные желания. На какой-то миг общей мании поддался и я, но вряд ли мое желание хоть когда-нибудь сорвется с моих же уст. Потому как оно было загадано так глубоко и так внезапно для меня, что я даже не смог его осознать, не то что запомнить.
Благо времени снова погружаться в бездну собственных мыслей у меня уже не нашлось. Прямо перед нами из ночной мглы выросли стены древнего города. Это не были каменные или деревянные стены, скорее их создали магией, спрессованным песком и известняком. От этого создавалось впечатление, что стоишь перед пятью метрами из чистого белого золота. Массивные ворота почему-то зеленого цвета были также созданы при помощи чародейства и неизвестной мне породы дерева. На четырех башнях, расположенных по углам чудного строения, горели жаркие костры, выхватывая из мглы фигуры дозорных. Сам город был сокрыт от нашего взора, вокруг Нала-Су не было ни единого бархана, на который можно было бы взобраться и осмотреться. Город располагался посреди озера из песка. Но даже на таком расстоянии я ощущал, как полегчал воздух от влаги оазиса, как свободнее стало дышать благодаря растительности, скрытой стенами, как спокойнее бьется сердце и постепенно уходит страх перед Великими песками. Это место, крупнейший оазис, умиротворяло, будто действительно было единственным островком жизни на многие мили вокруг.
Вскоре караван собрался приблизительно в полукилометре от стен и стал разбивать ночлежку. Солнце уже скрылось, но луна, огромная полная луна, светила так ярко, что можно было различить часового, идущего по парапету. Михейм, собрав своих приближенных кехелов, отправился на торговые переговоры, оставив за главного Хасима. Прыткий юноша тут же начал суетиться по лагерю, слишком рьяно выполняя возложенные на него обязанности.
Когда Мия закончила с навесом, я уже почти напоил лис, у которых явно с календарем не все в порядке, ошиблись они с датой начала брачного периода. Потрепав за ушами Вайта, который тихо, но беззлобно рычал на меня, будто прося поскорее свалить, я решил последовать совету лиса и отошел к навесу. Привычно развалившись на странноватом ковре, вновь открыл дневник.
— Что это за книга? — спросила Мия, расчесывая длинные черные волосы.
— Мой дневник, — пожал я плечами.
— Дневник? — переспросила удивленная тори.
Я скептически посмотрел на красавицу, а потом покачал головой:
— Не в том смысле, о котором подумала ты. Это дневник волшебника. Здесь у меня исследования, наработки, записи об окружающем мире, несколько набросков и прочее.
— И что, все маги ведут такие записи?
— Умные — да.
Кто-то хмыкнул, и в этом смешке я различил знакомый, но уже порядком надоевший голосок.
— А я, значит, глупая, — протянула Азалия, поводя оголенным плечиком.
— Тебе виднее, — пожал я плечами.
— Никогда не думал, что найдется смельчак, который осмелится так разговаривать с прекрасной Азалией. — Это уже Хасим, покачивая своей саблей, зашел к нам на огонек.
— Может, он не смельчак, — ядовито улыбнулась шарханка, — а дурак.
— Вполне возможно, — кивнула Мия, лукаво сверкая глазами.
— Тогда это все объясняет, — поддержал игру племянник караванщика.
Я уже собирался высказать все, что думаю по этому поводу, но вдруг смутное, нехорошее предчувствие заставило меня замереть на пару мгновений. В этот самый момент, когда я изображал из себя вековую скалу, в лагере послышались недовольное фырканье двухвостых лисов, ржание лошадей и какие-то утробные завывания верблюдов. Вайт, мой новый товарищ, вдруг присел и зарычал, прикрывая собой испуганную самку. Хасим и Азалия переглянулись и выпрыгнули из шатра. Меньше чем через долю секунды до слуха донеслись человеческие крики, больше похожие на истошные вопли.
— Сиди здесь! — резко бросил я Лиамии и, схватив сабли, буквально вылетел из-под навеса, чуть не сбив миниатюрную волшебницу.
В лагере творился настоящий хаос: все метались, что-то орали и причитали. Люди натыкались друг на друга, падали, поднимались и бешено вертели головой, пытаясь найти укрытие от невидимой напасти. Я сперва подумал, что кто-то из великих магов посетил эту задницу мира и смагичил всеобщее безумие, но на стенах города зажигались сигнальные огни, и уже отсюда я слышал, как скрипят дуги арбалетов, поют тетивы луков и визжат колки взводящихся баллист. Вайт все так же яростно рычал, его хвосты встопорщились и были похожи на клыки демона, готовые разорвать глотку врагу. Остальные звери, облегчив желудок, пытались выдернуть свою перевязь из крепко вбитых и хитро закрепленных колышков. Каждое движение четвероногих говорило о том, что они мечтают поскорее сбежать отсюда, причем участь сдохнуть от жары в пустыне их прельщает больше, чем что-то иное. Я не знал, что это — «иное», но тут я почувствовал дикий первобытный ужас, и лагерь на мгновение окутала тень, по ушам резанул звук, словно огромная летучая мышь хлопнула крыльями. Тень пропала, ужас — нет.
Закинув голову назад, я заметил, как в вышине летает огромная тварь. Размах ее крыльев был так велик, что под ними могли спрятаться до ста человек. Длинное туловище было размером с половину нашего каравана, когда он вытягивался в цепочку. Четыре лапы, мощные и массивные, как стенобитные тараны легионеров. Четкие очертания головы, превосходящей по своим габаритам крепостную башню. Вдруг эта неведомая тварь взмыла к звездам, а потом камнем рухнула на землю. Упав на четыре лапы, она рыкнула с такой мощью, что я не удивился, когда по левой щеке от уха до подбородка побежала струйка крови. Земля содрогнулась, будто от удара метеорита, многие упали, кони потеряли сознание, хизы испуганно завыли.
— Что это за отрыжка бездны?! — проорал я.
— Повелитель небес, — отчетливо, но с обреченностью смертника проговорил Хасим.
И мне уже не нужно других слов. Секунда, и на бугорчатой морде, увенчанной восьмью длинными, как сосны, рогами, появляются два громадных желтых глаза с вертикальными зрачками. На мощных лапах сверкают, отливая сталью, бритвенные когти, свободно рассекающие даже лучшую гномью броню. Хвост, увенчанный шипами, может легко проломить любую стену, не встретив при этом никакого сопротивления. И когда открылась пасть, полная гигантских клыков, пасть, которая, казалось, может проглотить солнце, я понял, кто это. Из черного провала высунулся раздвоенный змеиный язык, а потом глаза резанула ослепительная вспышка. Громадный поток оранжевого пламени уже был готов накрыть наш лагерь, превратив его в пепел, но Азалия упала на песок и коснулась его ладонями. Из носа у нее била кровь, а по бледности она могла поспорить с первым снегом. Перед тварью возникла огромная стена песка, закрывавшая собой небо. Но даже через такую преграду ощущался жар преисподней, развернувшейся на забытой богами земле. Через пару секунд Азалия рухнула, потеряв сознание, а стена песка обратилась в стену из мутного стекла, разбитого всего одним громогласным рыком.