– Все, что я могу, он знает тоже, – ответил он упавшим голосом. – А кто знает…
– Кто предупрежден, тот вооружен, – закончила она, вспомнив чью-то мудрость. – Олег, ты не из тех, кто захочет отсидеться в подземелье. Хотя, как я понимаю, даже здесь нас найдут достаточно быстро. Верно?
– Даже быстрее, чем ты думаешь, – ответил он со вздохом. – Даже быстрее…
Он повернулся к экранам, внимательно смотрел за передвижениями коммандос. Часть поднялись на верхние этажи, другие компактными группами передвигались по первому этажу. Все действовали умело, слаженно, ничего не перевернули, не разбили ни единой чашки, но не было шкафа, куда бы не заглянули, и ящика, который бы не открыли.
– Что делать? – спросила она. Ее плечи тряслись, она знала, что выглядит жалко, но сейчас было все равно. – Они доберутся и сюда?
– Нет, – ответил он. – Я предусмотрел.
– Но у них аппаратура, ты посмотри!
– Это миноискатели.
– А вход не найдут?
– У меня там микронные допуски, – сообщил он.
Его глаза медленно темнели. Юлия услышала сдавленный вздох. Рука его медленно потянулась к кнопке, что отличалась не только по цвету, но сверху ее предохранял прозрачный колпачок.
– Это что? – спросила Юлия шепотом.
Олег молча поддел колпачок пальцем. Звонко щелкнуло, крышечка откинулась, а палец Олега тут же коснулся кнопки. Юлия быстро перевела взгляд на экраны. Десантники быстро и красиво перемещались вдоль стен, словно позировали перед президентом, затем экраны вспыхнули и погасли все разом.
Юлия несколько мгновений смотрела на экраны. Везде чернота.
– Я не поверю, что там короткое замыкание, – сказала она тихо. – Ты все-таки заминировал дворец?
– А ты как думала?
– Но их там много, – сказала она предостерегающе. – Не только в доме, но у бассейна, кто-то шарит в саду…
– Взорвалась даже вертолетная площадка, – сказал он угрюмо. – Взрывчатка была даже в стенах, никаким миноискателем не найти… Ладно, ты посиди пока тихо, ладно? Или попробуй заняться чем-нибудь. Мне нужно переговорить с некоторыми людьми.
Она отодвинулась, сердце ее колотилось бешено, спросила севшим голосом:
– Ты в самом деле убил их всех?..
– Надеюсь.
– Тебе… не жаль такого сказочного дворца?
Он покачал головой:
– Я же говорил, типовуха. Одним больше, одним меньше… Сейчас там нагромождение камней… даже не нагромождение, а перемешанная и перепаханная земля. Ни одного камешка крупнее ногтя. От их бронежилетов отыщут только чешуйки! Но все равно, хоть это и тайная операция, но за ними явятся другие… а затем заинтересуется и местная полиция, что это, мол, за странные морские маневры, о которых их не предупредили.
Она прямо посмотрела ему в глаза:
– Олег, ты очень многое недоговариваешь. Возможно, подошел наш смертный час. Почему бы тебе не рассказать мне все?
Зеленые глаза замерцали, в глубине блеснули странные искорки. Она молчала, смотрела ему прямо в лицо. Даже красиво очерченные губы поджала, взгляд не отводила.
– Понятно, – сказал Олег. – Там хоть шортики перемерила, а здесь заняться нечем?
– Нет, – отрезала она сердито. – И шортики не успела!.. Это же какое надо иметь нахальство… Олег, кто бы ты ни был, теперь я полностью на твоей стороне. Я никогда не прощу людей, которые мешают женщинам примерять красивые вещи! Расскажи все. Я слушала эти странные намеки про Совет Тайных, но ни разу ты не сказал про ЦРУ, НКВД, Сюрте…
Голос ее дрогнул. Олег видел, сколько сил она тратит, чтобы не завизжать.
– Если начну рассказывать все, – сказал он рассудительно, – то состаришься… э-э… несмотря на твои шестнадцать лет… Ты меня уже успела охамить занудой, а сколько раз так меня несправедливо обзывали мои друзья и знакомые! Давай-ка я сокращу свой рассказ до разумных пределов…
Она видела, с какой грацией бегемота он сделал комплимент в адрес ее молодости, но пока это его единственный недостаток. Впрочем, для феминистки неумение мужчины говорить женщинам оскорбительные комплименты, а они все оскорбительны, вовсе не порок.
– Из-за чего все эти убийства? – спросила она. – Из-за чего война?
Она не надеялась, что он ответит, все тайные службы потому и тайные, что у них даже левая рука не знает, что делает правая, они друг за другом охотятся и убивают, судя по фильмам, не подозревая, кто есть кто, и уж ей, посторонней, конечно же, не скажет…
– О, – сказал он с усмешкой, – это очень серьезно. Ты в самом деле хочешь это знать?
– Хочу, – ответила она.
И похолодела. Кто много знает, того убивают. Не подписала ли она себе смертный приговор? Лучше остановить его, пока не поздно…
– Понимаешь, – сказал он небрежным голосом, словно рассказывал о способах кормления рыбок в аквариуме, – в мире борются две силы…
– Света и Тьмы? – спросила она саркастически. – Извини, не удержалась.
– Света и Света, если хочешь такое определение, – ответил он невозмутимо. – Но… с разной длиной волн. Тебе рассказать о волновой теории света? На земле существует Совет Тайных, который определяет развитие человечества. Подталкивает, корректирует, иногда притормаживает, заранее старается погасить серьезные конфликты… или же – разжечь, если это необходимо для выздоровления человечества…
Из ее груди вырвался облегченный вздох. Нет, за это убивать не станут. Она сама не пикнет, кто в ее годы рвется в психушку?
– Я не думала, – сказала она язвительно, – что геополитики гоняются друг за другом с пистолетами! Скоро и астрономы начнут убивать друг друга?.. И математики?..
– Начнут, начнут, – успокоил он. – Ты же видишь, все начали.
– Но в чем же… в чем твои расхождения с остальными Тайными… геополитиками?
– Это трудно объяснить… – проговорил он серьезно, без всякой сумасшедшести. – Понимаешь, мы снова строим Вавилонскую башню. Ну, в современном понимании. То есть стремимся возвыситься настолько, что… да-да, добраться до самых что ни на есть вершин, до самого бога. Но я единственный… если не считать временами сочувствующих, временами поддерживающих и временами примыкающих… я единственный – националист.
Она отшатнулась:
– Это же ужасно!
Он поморщился:
– Я ж говорил, трудно объяснить… а мои термины лишь косвенно совпадают с принятыми среди… гм… людей. Национализм – это повышенное требование к своей нации. Своему народу. Ревнивое соблюдение, чтобы и он внес свою долю… или лепту, или пай в общую копилку. Ну, куда складываются все достижения человечества. Это, как я понимаю, традиционный национализм.
– А твой?
Он вздохнул: