– Справа объедем или слева? Как правильнее по-христиански?
– А как ближе? – спросил Томас.
– Примерно одинаково.
Томас грозно вперил взгляд нещадно голубых глаз в темный лес.
– Эта наша страна, – произнес он высокомерно. – И никакие темные силы не заставят нас поступать по-своему. Они хотят, чтобы мы свернули? Ну так вот…
Он покосился на Олега, проглотил какое-то странное слово, видимо, очень редкое, рука его поднялась в привычном жесте и с металлическим стуком опустила забрало. Копье в правой руке наклонилось, угрожая острым концом всякому, кто посмеет встать на пути, щит занял место на локте левой руки.
– Хороший ответ, – согласился Олег. – Только позволь, я поеду первым.
– Нет, – отрезал Томас. – Я – рыцарь. Я должен защищать простой народ.
– Хорошо, – покорно ответил простой народ, – поехали.
Копыта стучали сухо и четко, но в десяти шагах от деревьев земля начала прогибаться, словно покрытая толстым ковром. Томас опустил взгляд и понял, что под слоем листьев в самом деле слой мха толщиной в королевскую перину. Конь под ним осторожно приблизился к деревьям, толстым и в болезненных наплывах, в дуплах, с исковерканными ветвями, попытался заглянуть в глубь леса, но там темно, над лесом не солнце сияет, а глухая беззвездная ночь.
Он перевел дыхание, за ним едет простой человек из народа, которого он по рыцарской клятве обязан защищать, сразу после верности церкви и королю, и Томас, собравшись с духом, сказал ясно и четко:
– Есть такое слово «надо»…
Он пустил коня между деревьями, страшный непонятный холод охватил тело, плечи передернулись, зубы сами по себе застучали. Справа и слева поплыли деревья, покрытые толстым слоем темного, даже черного мха, похожего на клочья вечной ночи. Изломанные болезнями крючковатые ветви угрожающе растопырили голые сучья, черные и острые, как оленьи рога. Он не мог припомнить таких пород, деревья разные, однако листья на каждом висят неподвижно, словно свинцовые, ни один не шелохнется. Почти все – черные, покрытые словно бы лаком, блестят, но, похоже, это просто слизь, покрывшая гниющее дерево…
Деревья медленно двигаются с каждым шагом справа и слева, под ногами все утолщается слой опавших листьев, копыта мягко прогибают черную массу. Громко и отвратительно чавкает, выбрызгивается мутная струйка зловонной жидкости. Одно дерево протянуло ветвь, загораживая дорогу. Не пригибаясь, Томас взмахнул мечом. Лезвие легко прошло через полусгнившую плеть, из обрубка потекла черная жидкость. Дерево издало стон, вздрогнуло, закачалось. Стон стал громче, соседнее дерево ответило гулким эхом. Томас заторопил коня от жуткого места, а за спиной уже разрастались и ширились стоны десятка деревьев.
– Что за лес, – пробормотал он. – Как Господь только и терпит эти козни своего Врага…
– Только своего? – послышалось из-за спины.
– И нашего, – ответил Томас с достоинством.
– Ах да, вы же с Господом в одном боевом отряде.
Томас подумал, ответил с чувством:
– Вот иногда и ты, хоть и язычник, что-то да понимаешь! Хорошо сказал. Мы с Господом в одной боевой группе – замечательно! И хотя Господь незрим, но я чувствую Его присутствие душой, сердцем и всеми прилегающими печенками. И это добавляет энтузиазма. А также и веры в нашу скорую победу и скоростную постройку Града Божьего.
– Это да, – согласился Олег. – Главное, постройку Града Божьего. В следующем году, как думаешь, построите?
Томас ощутил подвох, но в чем, не понял, потому выпрямился и заставил осторожничающего коня ступать быстрее, чтобы оставить ехиду позади с его дремучим невежеством.
Огромные деревья, толстые, как сорокаведерные бочки, стоят неестественно близко одно к другому, как им соков хватает из-под земли, непонятно, разве что корни опустили глубоко вниз к подземным рекам с мертвой водой. Тропки нет даже звериной, потому из-за объемных стволов, окруженных вылезшими корнями, двигаться приходится зигзагами, Томас хоть и двигался гордо впереди, но втихую молился Пресвятой Деве, чтобы калика не потерял направление и сразу поправил, если Томас, как более цивилизованный человек, начнет уходить в сторону. Дикие люди ближе к зверям, которые никогда не заблудятся, а христианизированный человек должен молча довериться, когда необходимо, – коню, собаке, женщине или простолюдину.
Ветви почему-то голые, но эта голость целиком закрыта толстым слоем мха или плесени, что свисает почти до земли. Иногда коричневые ковры плесени пополам с паутиной закрывают проход целиком. Томас, отчаянно ругаясь, разрывал руками эти занавеси, весь покрылся серо-коричневой трухой. Конь тоже стал похож на гигантского бурого медведя. Копье постоянно застревало в извилистом проходе, Олег наконец не вытерпел:
– Да брось ты эту бесполезную палку!
Томас прорычал из-под опущенного забрала:
– Это копье, если ты все еще не понял.
– Какая от него польза? А мороки много.
– Рыцарь без копья, – ответил Томас глухо, – уже не рыцарь.
Олег некоторое время ехал молча, наконец сказал с пониманием:
– Понятно, атрибут. Ну как у волхва – посох или жезл, у менестреля – дудка, у короля – скипетр и держава, у шлюхи – красное платье.
Томас поморщился, но впереди снова этот чудовищный занавес из мха, лишайника, паутины и слипшихся чешуек коры, он пустил коня вперед и вцепился обеими руками в колышущуюся стену. Все время ожидал, что калика посоветует рвать копьем, чтобы не осыпало дрянью, или хотя бы рубить мечом, но тот проявил странную для язычника тактичность и не стал позорить благородное оружие. Впрочем, возможно, мыслями вообще далеко отсюда, кто их, дикарей, поймет.
Надо бы переспросить, как же они страусов ловят, а то слышал только намеки…
Иногда калика без всякой причины сворачивал, завидев длинный овраг или заросшую лесом балку, но ехал не от, а к ним, кони охотно опускались в низины, там прохладнее, много зелени, звенят ручьи. Томас с облегчением снимал шлем, подставляя свежему ветерку раскрасневшееся от жары лицо.
Он предложил ехать ночами, калика без возражений принял. Впрочем, ночи чересчур короткие, передвигались и днем, разве что в полдень давали коням отдых на несколько часов, сами спали по очереди. Томас научился посматривать на небо, слуги Сатаны могут летать в облике хищных птиц, а также летучих мышей. Правда, в такую жару вряд ли полетят, а если и полетят, то нужно будить калику: пусть сшибает стрелами – простые мыши днем не летают. Правда, они и ночью не летают, а которые летают – все слуги Сатаны.
Ночевать в крестьянских домах Томас не предлагал, в последнее время Олег вообще останавливался под открытым небом. Хотя не совсем открытым: Олег предпочитал располагаться под ветвями старого раскидистого дуба. Если не дуба, то вяза или бука. На худой конец – клена. Главное же, чтобы дерево ветвями защищало и от возможного дождя, и от пролетающих птиц, что могут оказаться не совсем птицами.