Я громко засмеялась,„и этот смех означал, что больше я не намерена смотреть на этот жестокий мир сквозь розовые очки. Не намерена и все тут! Я буду вытягивать жизненную силу из всех мужиков! Ведь все они не видят ничего дальше собственного носа, называемого членом. Они все будут падать на землю и поднимать лапки кверху, падать и сами собой в штабеля укладываться. Они хотят слышать только то, что им нужно, и искать правду там, где ее нет. Теперь я всегда буду выходить победительницей потому, что я готова к любой, даже самой яростной драке. Это будет мой сценарий! Мой собственный сценарий! И тут я буду выступать не только как актриса, но и как режиссер. Я скинула с себя платье и осталась в тоненьких, вызывающих трусиках.
— Терпеть не могу лифчики. У меня и так грудь прекрасно стоит! Тебе не кажется, что с того самого момента, как ты мне позвонил, мы очень много времени потеряли понапрасну.
Михаил по-прежнему стоял, словно окаменев. Я двинулась к нему, откровенно демонстрируя все достоинства своей шикарной фигуры. Во мне была грация, напрочь лишающая рассудка и подчиняющая любую, даже самую сильную волю. Глядя на мое тело, тут же хотелось им обладать.
— Бог мой, какое у тебя тело, — с трудом сказал Михаил и судорожно расстегнул рубашку. — Я и подумать никогда не мог, что на свете бывает подобное тело…
— Бывает, милый, на свете все бывает.
В моих глазах засверкал дьявольский огонь, который буквально гипнотизировал и не давал сдвинуться с места. Я знала, что так, как умею себя преподнести я, может себя преподнести далеко не каждая женщина, потому что искусство магнетизма дано не всем. Оно дано избранным.
Грациозно, по-кошачьи, я подошла к Михаилу, опустилась перед ним на колени и молниеносно расстегнула ему ширинку. Затем высунула кончик языка и продемонстрировала его Михаилу.
— Ты ведь этого хочешь? Скажи, этого?
— Хочу, — с трудом выдавил из себя обезумевший Михаил и трясущимися руками подтянул мою голову к своему набухшему естеству…
Я не знаю, сколько времени мы занимались любовью. Минуту, двадцать, час, три… Это не имело никакого значения, потому что с тех пор, когда с нами случилось ЭТО, время остановилось.
А затем мы пили шампанское и… смотрели на дождь. Он лил все сильнее и по-моему не хотел прекращаться. Мы были совершенно голые, но вовсе не стыдились своей наготы. Я сидела на подоконнике распахнутого окна с бутылкой шампанского в руках, пила прямо из горлышка и передавала ее сидящему в моих ногах точно такому же раздетому Михаилу. А перед глазами стояла одна и та же картина. Дождь как из ведра… Мокрый джип и унылый двор… Я думала о том, что эта зеленоглазая леди, сидящая на окне, когда-то была молоденькой, дерзкой девчонкой, приехавшей в Москву на заработки из далекой провинции. Прошло так много времени, а в моей голове прокручивалась одна и та же давняя сцена, да с такой ясностью, словно это было вчера. «Вокзал. Поезд. Общий вагон и я, в рваных джинсах и дешевой майке, купленной моей мамой в уцененке. Я выхожу из поезда и озираюсь по сторонам. Следом за мной выскакивает моя подруга Светка, весло бьет меня по плечу и громко кричит на весь перрон: „Держись, Москва белокаменная! Провинциалы приехали!!!“ Я стараюсь заткнуть Светке рот, извиняюсь перед проходящими мимо нас людьми, но Светка заразительно смеется и говорит мне, что самое главное на свете это дружба. Она поможет нам выстоять и пронесет нас через все преграды и напасти».
А еще мне вспомнилась ночь, когда нам было просто некуда пойти ночевать. Некуда и не на что. Мы сидели на шумном вокзале, листали различные газеты, пестрящие многочисленными объявлениями о трудоустройстве и, искусывая губы до крови, строили самые нелепые планы грандиозного, по нашим меркам, штурма Москвы.
— О чем ты думаешь? — тихо спросил Михаил и отхлебнул из горлышка.
— О том, что когда мне было восемнадцать лет, я стыдилась раздеться перед мужчиной.
— Почему? У тебя же такое тело?
— У меня не было приличного белья. Дешевые, выцветшие трусы и точно такой же лифчик… А еще я думаю о том, что в те же восемнадцать лет я постоянно отказывала одному мужчине, который приглашал меня в ресторан.
— Почему?
— Потому что я не умела держать вилку с ножом. Один раз мужчина пригласил меня в ресторан, а я взяла вилку в правую руку, а нож в левую. Ему стало стыдно.
Я вновь отхлебнула шампанского и посмотрела на Михаила каким-то отрешенным взглядом.
— Послушай, а у тебя есть музыка?
— Музыка?!
— Музыка.
— Конечно, есть.
Михаил встал с пола и кинулся к музыкальному центру, но я отрицательно замотала головой, притормозив Михаила на полпути.
— Нет, я хотела не такую музыку. У тебя есть граммофон?
— Есть. Антиквариат. Я недавно прикупил на Арбате. Я то же люблю подобные вещи.
Когда в комнате появился граммофон и заиграла старая виниловая пластинка с задушевной мелодией, я спрыгнула с подоконника во двор и принялась танцевать. Под дождем… От удовольствия я даже закрыла глаза. Я опять вспомнила то время, когда я была слишком молода и слишком беспечна. От поистине захватывающего зрелища Михаил расплылся в улыбке и прислонился к оконному стеклу. А затем я забралась на крышу джипа и принялась танцевать дальше. Я закинула голову назад и восхитительно управляла своим обнаженным телом. Я танцевала вместе с дождем, жадно ловя крупные капли, которые уже окончательно перемешались с моими слезинками. Михаил устал стоять открыв рот и тоже перелез через подоконник. Этот обнаженный, хорошо сложенный мужчина встал рядом с джипом, громко захлопал и начал подпевать вместе со мной в такт музыке. Я танцевала и думала, как же я красива и как же красив и восхитителен мой танец. Я громко пела и думала о том, что я живу в центре Москвы, езжу на дорогой иномарке, играю самые лучшие роли в самых кассовых фильмах. Я ли это? Испуганная девчонка из далекой провинции, сидящая в старом, протертом кресле родительского дома, с жадностью смотрящая все подряд московские телевизионные каналы. Неужели это я?!