Через несколько минут мы уже двигались в направлении речки. Речка здесь неширокая, в некоторых местах больше напоминает ручей, зато исключительно чистая. Цивилизация мало коснулась этих мест, а речушку питали подземные ключи, этим обстоятельством объяснялся и тот факт, что вода в реке была холодной и даже при двадцативосьмиградусной жаре радовала прохладой. По песчаной тропинке мы спустились к омуту, который местные называли Круглым. Детишки с визгом и брызгами ныряли возле берега и успели поднять со дна всю муть, так как в отличие от нас проводили здесь время с утра до вечера. Женька скривилась и посмотрела на нас.
— Идемте на Большой омут, — кивнула Верка и резво потрусила по тропинке.
Большой омут вовсе не был большим, зато считался очень глубоким, детня сюда не ходила, да и взрослые наведывались нечасто, потому что от деревни его отделяло чуть больше километра. Впрочем, от Веркиного дома он был неподалеку, только спускаться надо было с другой стороны, теперь же нам предстояло сделать приличный крюк. Я по этому поводу ничуть не расстраивалась: на мне соломенная шляпа, защищающая лицо от солнца, я только что съела три пирога с клубникой, и прогуляться было просто необходимо. Однако Женька не смогла удержаться от критических замечаний.
— Надо было через огород идти, — проворчала она.
— Так чего ж ты не пошла?
— Я думала, мы на Круглый омут идем.
— Так и мы думали.
Впереди показались кусты ивы, и вскоре мы уже раздевались на отлогом берегу.
— Холоднющая какая, — сунув ногу в воду, проворчала Женька и поежилась, потом постояла, точно к чему-то прислушиваясь, и с разбегу бросилась в воду, подняв столб брызг.
— Чокнутая, — покачала головой Верка и устроилась на траве. Я взглянула на нее, на Женьку, голова которой к этому моменту появилась на поверхности, и осторожно вошла в воду. Прыгать в омут очертя голову в отличие от подружки я не люблю, поэтому потратила минут пять, прежде чем окунулась, все это время жалобно поскуливая и повизгивая.
— Давай наперегонки к тому берегу, — позвала Женька. Предложение показалось толковым, и, прокричав в ответ: «Давай!», я устремилась к подружке. Задора в Женьке больше, чем умения, конечно, я ее обогнала, и она, сразу потеряв интерес к соревнованиям, приблизилась к берегу, сплошь заросшему ивой, и, делая вид, что не обращает на меня внимания, нырнула.
Я легла на спину и раскинула руки. Из состояния абсолютного блаженства меня вывел Женькин вопль. Орала она так, что я в полной растерянности крутанулась на живот, забыв прикрыть при этом рот. Женька стояла по грудь в воде, колотила по ней руками, поднимая брызги, и вопила что есть мочи.
— Что ты орешь? — укоризненно спросила я, подплывая ближе, и тут обратила внимание на физиономию подружки. Вне всякого сомнения, она спятила: перекошенный рот, вытаращенные глаза и такой ужас в них, что я совсем было решила тоже заорать, но вовремя одумалась и только вздохнула: — Спятила ты, что ли?
— Вытащи меня отсюда! — рявкнула Женька, неожиданно приходя в сознание. Тут она заметила бросившуюся в воду Верку и отчаянно закричала: — Не ходи сюда!
— Змея? — догадалась я, зябко ежась. Женька схватила меня за руку и кинулась к берегу, отчетливо стуча зубами. Само собой, я припустилась следом, и через мгновение мы уже стояли на берегу все трое. Мы с Веркой торопливо оглядели Женьку, не нашли в ней никаких перемен и жутко осерчали. — Ну и что ты орала, больная? — зло спросила я. Верка, которая по натуре была человеком добрым, посмотрела на меня укоризненно и повторила тот же вопрос ласково, при этом опустив эпитет «больная». Женька вновь начала трястись, а Верка брякнула:
— Пиявки?
— Пиявки в реке не водятся, — отрезала я.
— Почему? — не поверила Верка.
— Откуда мне знать? Просто не водятся, и все тут…
— Ты точно знаешь? — все еще сомневалась она, а Женька неожиданно заорала:
— Дуры, мать вашу, там утопленник!
— Чего? — разом открыли мы рты.
— Утопленник, — повторила Женька и вздохнула с облегчением, точно избавилась от тяжкой ноши.
Минуту, не меньше, мы стояли молча, таращась друг на друга, затем я смогла спросить:
— По-твоему, это хорошая шутка?
— А кто тут шутит? — хмыкнула Женька, заметно приходя в себя, правда, плечами все еще дергала, и физиономия ее теперь выглядела не серо-зеленой, а просто бледной.
— Ну? — нахмурилась я.
— Гну. Утопленник, говорю, там. Кажись, за корягу зацепился.
— Как же так? — переминаясь с ноги на ногу, пролепетала Верка. — Если б кто утонул, так в деревне бы знали…
— Может, еще не знают, может, только что утонул…
— Мужчина или женщина?
— Почем я знаю… руку видела, вроде женщина…
— Да врет она все, — не выдержала я.
— Показалось с перепугу, — кивнула Верка и отважно шагнула в воду. — Где это?
— Вон там, у берега, — ткнула пальцем Женька в самое глубокое место. Кажется, там метров семь в глубину, и увидеть что-либо подружка никак не могла. Впрочем, если она говорит, что у самого берега…
— Там какая-нибудь коряга, — успокаивала Верка по большей части сама себя. — А тебе померещилось.
Она нырнула, но почти тут же голова ее показалась из воды, и Верка отчаянно забила руками, возвращаясь к берегу.
— Ты чего? — растерялась я.
— Там в самом деле кто-то есть, — сообщила она, здорово заикаясь. Верка — девка серьезная и так шутить не могла, совесть в отличие от Женьки у нее есть, выходит, она действительно что-то там увидела…
— В деревне все друг друга знают, — пытаясь рассуждать здраво, сказала я. — И если б кто утонул…
— Надо собрать людей, — надевая шорты, бормотала Женька. — Побегу в деревню… и милицию вызвать, обязательно милицию…
Верка натянула сарафан и, судя по выражению ее лица, всерьез собралась кричать «Караул!».
— Подождите, — поморщилась я. — А если там коряга? За такие шутки…
— Это не шутки, — возмутилась Женька, и Верка поспешно кивнула:
— Точно. Там что-то есть…
— Что-то или кто-то? — спросила я.