– Что же теперь делать? – спрашивает Никитин. – Противника мы не видим! Стрелять перекидным огнем, с корректировкой – так надо корректировщиков с телефоном вперед выслать!
Ну, это дело мы на учениях отрабатывали – на бронелетучку должны два офицера-моряка сесть да пара дружинников-связистов с телефоном. Вот только пути-то разрушены…
– А «Медведи» наши на что? – отвечает Хозяин. – Давай, Ерема, дуй в эшелон обеспечения – готовьте рампы, спускайте броневики на грунт. Благо повезло нам – насыпь тут невысокая.
Ну, это-то мы изначально планировали – случись чего – броневики с платформ спустить. Тренировались даже. Будь даже и повыше насыпь – один хрен управились бы. И получаса не прошло – поставили все четыре «Медведя» на колеса. Приспособили на два из них катушки с проводом – на задней броневой плите даже кронштейны специальные для этого были приварены.
А тут и стрельба стихла.
– Может, наши их того… победили? – осторожно спрашиваю я.
– Нет, Ерема, это очень вряд ли! – отвечает Хозяин. – Там по нашим не менее шести десятков стволов долбило. А наши, наверное, даже из вагонов высадиться не успели.
И вздохнул тяжко. Но делать нечего – скомандовал: «По машинам». Полезли мы в броневики. Сашка Ульянов в головном башнером, с ним моряк-корректировщик и дружинник-связист. Я с Витькой Плужниковым – во втором. Витька водителем, я на пулемет. С нами тоже офицер и связист. Да снаружи на броню по четыре дружинника сели. А двум оставшимся «Медведям», под командованием Демки Ермилова да Яшки Кузнецова, Хозяин велел сильно в сторону забирать, чтобы, значит, во фланг и тыл супостату выйти.
Ну, тронулись мы потихоньку вдоль путей. С трудом продрались, валя молодые деревца, через мелкий лесочек. А тут и дорожка наезженная подвернулась – пошли уже бодрее. Я почти по пояс из башенного люка высунулся да по сторонам смотрю. И вперед (где-то там супостаты притаились!), и на дружинников (как бы кто-нибудь с брони не навернулся!), и назад – на провод телефонный. Тут главное, чтобы провод равномерно разматывался, а то, не дай бог, зацепится обо что да порвется.
Проехали версты три. Глядь, а навстречу всадник одинокий несется. И вроде как военный – в мундире. Только издалека не понять – свой или чужой. Тормознули мы. А всадник спокойно к головному «Медведю» подъезжает и что-то Сашке говорит. А что говорит – мне за дальностью не слышно. Выслушал его Сашка и мне рукой махнул, мол, дальше едем. Рванули мы вперед. Ну, думаю, наверняка этот конный из наших – подмоги просит, дорогу показывает.
Ан нет! Не тут-то было! Как потом выяснилось – ухарь этот вражиной оказался и в засаду нас заманивал.
Проехали мы еще версты две и заехали в ложбинку болотистую. Скорость снизить пришлось – земля больно вязкая. Вот здесь и началось!
Правый склон у ложбинки довольно крутой был, поверху кустами заросший. И вдруг вижу я – а из кустов тех стволы ружейные торчат! Хотел я Сашке сигнал подать, да только Сашка сам это дело заметил. Скомандовал дружинникам – те горохом с брони скатились, а сам в люк нырнул и башню стал в сторону врага разворачивать. Эх, вот только поздно. Всадник этот, что заманил нас, вдруг в сторону порскнул. Ах ты ж сволота такая, думаю, да как дам по нему из «Единорога». Тот так и покатился.
Но тут по нам и врезали! Весь склон белым дымом окутался. Ружья-то нам ничего бы и не сделали – броня, как-никак, двенадцатимиллиметровая. Однако мы завязли почти, скорость небольшая. Да врагов много – сотни три. Пули, как горох, по обшивке стучат. Шины в клочья порвало – даром что многокамерные! Встали мы окончательно. Ну, все, думаю, конец нам, только за просто так я не сдамся! Крикнул Витьке, чтобы уходил да моряка и связиста с собой прихватил. Как выбрались они с подбойного борта – я аж вздохнул с облегчением. А потом довернул ствол вправо-вверх и стал кусты длинными очередями поливать. И Сашка тоже жару поддает! Эх, хорошо! Вниз по склону «Берданки» покатились, ветки-сучья ссеченные да трупы вражьи! Вдруг со стороны противника тоже пулемет ударил. Наш, «Единорог» то есть… И как он у них оказался, черт? А потом к нему еще два или три ствола присоединилось. Поначалу-то мазали они – пулемет машинка тонкая, грамотного обращения требует. Но пристрелялись гады, да и расстояние небольшое…
Головному «Медведю» первому досталось – броневик аж качнуло! Ну, твари, ору я, да я вам за друга моего… А они не унимаются – от «Медведя» только клочья обшивки летят! Вот и все… Бензобак рванул… Сейчас за меня возьмутся! Первая же очередь броню прямо подо мной продырявила. И осколками той брони – мне по ноге. Добегался, Ерема, думаю, но вот уж хер вам, суки, так просто меня не возьмешь! И продолжаю по краю склона долбить, вражеский пулемет нащупывать. У меня уже лента кончается, но один вроде смолк – достал я его. Однако остальные лихо за меня взялись – мгновение, и мой «медведь» в решето превратился. Хорошо, хоть маска башни несколько попаданий выдержала – там броня в два раза толще. Но «Единорог» разбило, а после бензин загорелся. Слава богу, что бак сразу не рванул.
Эх, а сгорать-то живьем мне не хочется – кое-как выбрался я из машины. Глядь, а моряк тут же рядом лег – его уже снаружи достало. Пополз я от броневика в сторону, стараясь его корпусом от вражин прикрыться. Слышу – стрельба-то стихла. Вроде как разобрались гады – все, прикончили нас. Сейчас подойдут, чтобы добить.
Я еще быстрее локтями да правым коленом заработал (левую ногу, в которую осколок попал, я уже и не чувствовал), отползая подальше. Тут, на мою удачу, канавка какая-то, даже скорей небольшой овражек, подвернулась. Скатился я туда да из кобуры «кистень» выдернул. Патронов с собой пять десятков – дорого я вам, суки, свою жизнь продам!
Вдруг слышу тихий свист – посмотрел, а метрах в двадцати, в той же канавке Сашка лежит. Живой! А с ним и все наши дружинники – десантники и связисты и моряк с его броневика.
Бросился я к Сашке да как обниму его. Вот сам от себя такого не ожидал! И Сашка меня обнял в ответ и шепнул:
– И я рад, Ерема, что ты жив! – Но потом ехидно добавил: – Вот только хватит мои губы своей бородой колоть – не буду я с тобой целоваться, сегодня не Пасха! И вообще – слезь с моей раненой ноги!
Глянул я – а ведь и верно! На правой штанине у Сашки пятно кровавое расплывается. Тут помощь надо медицинскую оказывать, а я со своими телячьими нежностями лезу. Достал я пакет санитарный, что Хозяин велел всем дружинникам с собой таскать. Ну, бинт там, жгут каучуковый, тампоны хлопчатые да две склянки – одну положено на рану выливать, а другую выпить полагается. И хотел я уже было перевязку Сашке сделать, как он говорит:
– Погоди, Ерема, у меня царапина просто – я сам перевяжусь, а вот кто командовать будет?..
Вот ведь раззява я, раззява малахольная! Сашку увидал – обрадовался и ничего вокруг не замечаю. А рядом в канавке десяток моих людей приказа ждут. То ли отходить, то ли здесь бой принимать. Тут уж я окончательно опамятовал. Враги ведь кругом, а я в обнималки играть надумал.
– Ну-ка, рассредоточились быстро! – скомандовал я. – И оглядитесь вокруг! Где противник, где пути отхода. Сектора обстрела прикиньте!