[11:43:42] Москва: А я-то думал…
[11:48:38] Сингапур: До «Аметиста» класса «Самоцветы» еще пятнадцать лет!
Не удержался, сказал в сердцах. Таругин ни хрена по флоту не помнит, вот и нафантазировал себе нечто. Радиотелеграфист покосился на меня удивленно. Мол, адмирал может видеть будущее?
На другом конце эфирного моста молчали целую минуту. Видимо, усваивали информацию.
[11:50:17] Москва: Давай об англичанах. Они тут на нас с предложением мира вышли. Чего бы от них потребовать в качестве компенсации морального вреда?
[11:50:42] Москва: Кроме денонсации Парижского договора 1856 года и острова в Индийском океане, как ты в письме предлагал?
[11:52:36] Сингапур: ХЗ.
[11:52:37] Москва: Надо.
[11:52:40] Москва: Для торга.
[11:53:53] Москва: Мы тут уже целый список репараций составили.
[11:53:59] Москва: Денег требуем. Сто лимонов. Фунтов. Золотом.
[11:54:03] Москва: Тебе какое-нибудь специальное оборудование нужно?
[11:54:10] Сингапур: Надо подумать.
[11:54:17] Москва: Земли под базы ВМФ?
[11:54:26] Москва: В смысле – еще островов.
[11:57:07] Сингапур: Можно запросить Ямайку.
[11:57:11] Сингапур: Под настроение.
[11:57:58] Сингапур: А самим потихоньку обустраиваться на датских островах.
[12:03:15] Москва: Может, лучше о. Св. Елены? Или Ирландию? Все равно ведь не отдадут.
[12:04:31] Сингапур: Пофиг.
[12:04:52] Сингапур: Но лучше запросить побольше, а потом, когда они оху… [удалено цензурой] сильно удивятся – поторговаться и сбавить. Мы сейчас их за яйца держим – можем хоть бриллианты из королевской короны требовать. В общем, я подумаю.
[12:05:22] Москва: Ну, думай. Время есть. Союзнички предлагают помирить – приглашают поучаствовать в мирной конференции. В Париже.
[12:06:03] Сингапур: Когда?
[12:06:12] Москва: Не скоро. Пока соберутся да регламент обсудят – лето или осень текущего года.
[12:06:51] Сингапур: Понял. Буду иметь в виду.
[12:07:07] Москва: Ты точно не хочешь Синг оставлять?
[12:07:43] Сингапур: Точно. Все равно, пока во Владике бухта ото льда не очистится, мне здесь сидеть.
[12:08:17] Москва: И японцев нагибать не передумал?
[12:08:33] Сингапур: Нет.
[12:09:01] Москва: Ладно, тебе виднее. Только без фанатизма!
[12:09:28] Москва: Конец связи.
[12:09:34] Сингапур: Конец связи.
Вот и поговорили…
Вот уж не думал, не гадал, ешкин дрын, что когда-нибудь буду носить имя мифологического персонажа. Разрешите представиться, господа: товарищ Кухулин, командующий Ирландской республиканской армией.
Начиналось все достаточно прозаически. После громкой и скандальной истории с недоутопленным лакеем пришлось оставить военную службу и отправиться за океан с простейшей задачей: сформировать отряды ирландских добровольцев, вернуться на Зеленый остров и устроить английским оккупантам веселую жизнь. Всего-то делов, ешкин дрын, ни больше ни меньше. В активе финансовая помощь Его Высочества цесаревича, опыт генерал-майора ГРУ, молодость тела. В пассиве все остальное.
Большой путь начинается с малого шага – прибыв в Бостон, вычислил район проживания ирландской диаспоры. Где собираются и общаются, не скрывая мыслей и чувств, настоящие мужики? Правильно, в пабах. Например, в «Фиолетовом трилистнике». А теперь достаточно только завести приятелей из соответствующего контингента да разобраться в оперативной обстановке, что при наличии денег и умении дружелюбно и заинтересованно слушать и сопереживать совершенно не является проблемой.
Послушать было что. После устроенного англичанами тотального геноцида в пятидесятых годах «просвещенного» девятнадцатого века, когда в Ирландии умерло от голода, болезней и массовых расстрелов более миллиона человек, много ирландцев предпочли эмиграцию каторге и смерти, укрывшись в Новом Свете. У парней хватало смелости, решимости, любви к родине, ненависти к оккупантам. Не было главного – вождя и боевой организации.
Как возглавить новое движение? Первоначально я рассчитывал на зажигательные речи в лучших традициях неудержимого Фиделя. Благо, и слушать его на митингах доводилось неоднократно, да и пожать руку, ешкин дрын, простому военному советнику в чине старлея товарищ команданте не брезговал. Только в дело вмешался случай…
Ирландский виски – продукт, конечно, неплохой, но против нашей водочки… не тянет, прямо скажу. А молодость гусарского тела и без малого полувековой опыт поправки здоровья дают результат, сильно выделяющийся на фоне хоть и крепких, но не отличающихся опять же правильной организацией употребления парней. Уж не помню, по какому случаю мы в тот раз набрались (да и подраться успели раза три), но, видя меня почти вменяемого, причем сохраняющего вертикальное положение, в то время как большинство собутыльников мирно дрыхли, уронив вихрастые рыжие головы на заляпанные столы, хозяин паба и он же по совместительству бармен О’Лири, крепкий дедок лет шестидесяти, покачал головой и глубокомысленно выдал:
– Влад, ты не русский! Так могут пить только ирландцы. Признайся: ведь были в роду предки из нашего народа?
– Конечно, не русский! Я остзейский барон! – ответило вместо разума «тело».
Видать, ешкин дрын, по пьяной лавочке гусарский корнет фон Шенк берет надо мной верх! Причем на этом гордом заявлении «тело» не остановилось, начав перечислять всех своих благородных предков. О’Лири только обалдело кивал, выслушивая длиннющий список имен. Внезапно на десятом колене лицо бармена изменилось, и он, жестом прервав мой монолог, попросил:
– Влад, повтори, пожалуйста, как звали твоего предка, который приплыл на берега Балтики вместе с викингами!
– Маклинн! Его звали Маклинн! Думаю, что он был шотландцем.
– Нет, – тихо, но твердо сказал О’Лири. – Мак в переводе с гэльского – сын. А Линн – один из самых старых наших кланов. Выходит, я не ошибся – ты действительно имеешь ирландские корни!
Опаньки! А вот это уже серьезно! Спасибо тебе, гусар, за нежданную помощь – теперь я для этих ребят не просто случайный собутыльник, иностранец, сочувствующий их борьбе с английскими оккупантами. Чем крепки эти парни – так это родственными связями и клановыми отношениями.
Уже на следующий после пьянки день народ в баре О’Лири знал новость. Ко мне постоянно подходили какие-то незнакомые мужики, одобрительно хлопали по плечу, чокались кружками и стаканчиками. И стал с этого момента отставной российский корнет для изгнанников полностью своим, да с фамильным авторитетом кланов за плечами.