Денис внимательно и спокойно слушал, не перебивая ни словом, ни жестом, ни даже движением бровей, хотя последнюю фразу не очень понял [23] . Но внутри у него постепенно стало разгораться – словно угли в потихоньку раздуваемом костре – написанное большими алыми буквами слово: «УРА!!!» Он ещё не понимал, к чему, собственно, клонит коллежский советник – но безошибочное мальчишеское чутьё определило: приключения!
Коллежский советник между тем достал небольшой блокнот с изящным карандашом (Денис успел уловить справа под мышкой кобуру), открыл его и быстрыми, точными движениями что-то начертил. Подал блокнот Денису:
– Посмотри.
Перед мальчишкой был идеально исполненный чертёж какой-то комнаты – словно его делал на хорошем оборудовании профессиональный дизайнер. Денис вгляделся, ещё не понимая, зачем это нужно – и рука коллежского советника мягко забрала блокнот, перевернула страничку и подала блокнот с карандашом обратно:
– Можешь повторить?
Денис принял книжечку, пару секунд подумал и неспешно зачеркал карандашом. Остановился, подумал. Что-то добавил. Подумал ещё и вернул блокнот:
– Пожалуйста.
Коллежский советник посмотрел чертёж и быстро поставил в трёх местах галочки:
– Неточности, – пояснил он. Денис кивнул. – А ты не очень разговорчив.
– Когда я не понимаю, чего хочет старший, – я молчу и жду объяснений, – пояснил Денис. Болховитинов прикусил губу – и Денис понял, что коллежский советник удержал смех.
– Предположим, – согласился он. – Предполагаю также, что у тебя вообще хорошая память… Ты знаешь здешний уличный жаргон?
– Да, – кивнул Денис. – Хорошо знаю, но не люблю. И наказываю за его употребление в отряде.
– Так… – Коллежский советник убрал блокнот, который всё это время рассматривал. Снова взглянул на мальчишку. – Тогда не будем дальше тянуть с объяснениями, поговорим как двое мужчин. Нам нужен для проведения операции в Балхаше агент-подросток. Наш, но, с одной стороны, – не из детей дипкорпуса, они здорово примелькались тем, кому не надо, а с другой – хорошо знакомый с местными реалиями. На выполнение задания, возможно, потребуется пара-тройка месяцев… и агент вообще может не вернуться.
Слово «УРА!!!» горело ровным жарким светом и уже не мигало. Денис помолчал, потому что понимал: если он откроет рот, то всё, что сможет сказать, – и будет это слово. Но, справившись с собой, мальчишка спокойно и деловито произнёс:
– Я внимательно слушаю.
Коллежский советник одобрительно склонил голову.
– Всё довольно просто. Ты слышал о хасидах?
Нельзя сказать, что Денис остался спокойным внутри. Что-то неприятно дрогнуло. Но внешне он хранил полное хладнокровие.
– Да.
– Само их название – очень древнее. Была такая религиозная секта – задолго до войны. Мы сейчас о ней толком ничего не знаем – может быть, и есть специалисты, но я этим не интересовался, потому что для нашей истории это совершенно неактуально… – Болховитинов сел удобнее. – Нынешние хасиды с теми общие, как мы понимаем, только по названию да по каким-то смутным легендам: они каждую весну приносят человеческие жертвы – обескровливают по специальному ритуалу мальчиков. Белых, в возрасте 7 – 15 лет, упирая на то, что, по их мнению, именно так зачем-то делали те, прежние, хасиды. Как там было – кто теперь знает, но нынешние делают это с простой и понятной каждому разумному человеку, – голос полковника был спокоен, – целью: чтобы регулярно продолжало всходить солнце.
Денис похлопал глазами. На какой-то миг то, что делают хасиды, показалось ему, как ни дико, если неоправданным, то – понятным, что ли? Солнце… Мальчишка потряс головой. Коллежский советник понимающе, необидно усмехнулся:
– А, то-то же… К сожалению, испуганный и запутавшийся человек, не имеющий надлежащего воспитания, ещё и не до такого может докатиться.
«Я знаю», – хотел сказать Денис, вспомнив рассказанную отцом историю Дионы и приход рабочих к ним во двор – прошлым летом. Вспомнив, наконец, рассказы по истории… Но промолчал. Вернее, спросил:
– Я могу задать вопрос, не относящийся к теме? – Болховитинов кивнул. – Почему ДРУ?
– В перспективе Семиречье станет частью Империи, – не удивился Болховитинов. – Но пока это суверенная страна. А проблема не военная. Поэтому ею занимается наше ведомство. Ты бы предпочёл работать на военных? – Он вдруг засмеялся. Денис удивлённо моргнул – и поддержал.
– Да нет, – покачал он головой, отсмеявшись. – Главное – делать важное дело… Но это не вся правда. Есть что-то ещё, и вы этого не сказали.
Коллежский советник снова ни на миг не удивился – или не выдал удивления? Он только подтвердил:
– Не вся. Но вся, которую ты будешь знать. И вся, которую ты сможешь в случае чего выдать. А дело – дело и впрямь очень важное. – Болховитинов постучал пальцем по столу. – Само по себе оно совершенно уголовное – типичное «убийство человека, не достигшего частичного либо полного совершеннолетия, отягощённое изуверскими мотивами и исполненное с особой жестокостью»… в здешних формулировках это звучит несколько иначе, но всё равно – смертная казнь. Однако нам стало известно, что эти сектанты как-то связаны с южанами. Те чувствуют, что их скоро добьют, поэтому судорожно строят последние укрепления из любой грязи, которая подворачивается под руку. И тогда на уголовщину накладывается политика, а в исполнении фанатиков это – смертельный состав… Не буду от тебя скрывать – год назад нами была уже сделана попытка такого внедрения. Тогда наш юный агент пропал без вести, а летом было найдено его… тело. – Болховитинов постучал беззвучно по столу сцепленными пальцами и добавил: – Его звали Юра… Юрий Болховитинов. Юрий Максимович Болховитинов.
– Болх… – подавился Денис и расширил глаза, в которых что-то дрогнуло, словно огоньки свечей на ветру. Коллежский советник спокойно объяснил:
– Юра был моим сыном, тогда – ровесником тебя нынешнего. Лицеист, спортсмен… Он очень гордился заданием и очень серьёзно готовился. Но он жил на каникулах в сеттельменте Верного… и, видимо, чем-то выдал себя. Может быть, кто-то узнал его. Может быть, он что-то сделал, сказал не так. А может быть – ничем и не выдавал, и не узнавал его никто, а просто он в последний момент не сумел связаться с нами. Так или иначе – он погиб. Я не сразу его, найденного, опознал.
Болховитинов замолчал. Молчал и Денис. Не от страха – от жалости к незнакомому Юре и коллежскому советнику. Настаивать на том, чтобы «знать больше», чтобы его «не использовали втёмную», Денис не собирался. Зачем? Всё правильно. Дед Дениса, рассказывая внуку во время их нечастых встреч о своём прошлом, не раз упоминал принцип, по которому жил всю свою боевую жизнь – и благодаря ему, утверждал дед, остался жив: «Лучше перебдеть, чем умереть радостным отпимистом!» И как раз в эту минуту – Денис удивлённо качнулся на стуле – Болховитинов снова заговорил: