Мальчишка на правом фланге бросил травинку, которую грыз, поднял к плечу короткий чёрный пистолет и резко, высоко прозвенел вторую команду:
– Целься в пояс! Огонь на поражение по команде! – и – к толпе, ясно и коротко: – Прочь!
Миг.
Другой.
Третий.
Толпа начала рассыпаться. А потом просто рванула во все стороны – уже с другим воем, не жадным и безумным, а трусливым и жалким, топча и сшибая друг друга…
…Денис опустил руку с пистолетом – точнее, уронил, «Байкал» вдруг показался страшно тяжёлым, а рука затряслась. Вспыхнул стыд – ребята видят, как его трясёт, – и он не сразу посмел поднять глаза на свой отряд. А когда поднял всё-таки…
Мальчишки смотрели на него – и друг на друга – с каким-то подобием ужаса, который раньше назвали бы «священным». Казалось, они не узнают ни друг друга, ни Дениса, да и ничего вокруг, а пытаются понять: это что же, они только что повернули назад целую орду?! Не в кино, не в книжке, не в журнале… значит – ЭТО – правда?! Значит – МОЖНО?! Значит, ОНИ…
Но никто не успел оформить своего восторга в слова (а точнее – в дикие ликующие вопли с прыжками и подбрасываньем вверх ружей). Кто-то (потом Денис так и не вспомнил, кто именно) крикнул отчаянно:
– Смотрите! Там!
Там, откуда они пришли, в стороне посёлка, поднималась видная даже отсюда стена огня.
* * *
Пожар в посёлке был самым настоящим бедствием, особенно если учесть, что горели жилые кварталы, сплошь и рядом построенные без соблюдения каких-либо противопожарных норм, и пламя гуляло с крыши на крышу с лёгкостью ветра. Пожарной команды в посёлке просто-напросто не было, это упустили из виду все, и он, вернее всего, выгорел бы весь подчистую, если бы не последние события и не то, что люди – если и не все, то очень многие – понимали: им есть что терять, особенно теперь.
Когда отряд Дениса вернулся – бегом – в посёлок, то с огнём уже боролись, причём и пионеры тоже – задержавшийся в школе Пашка организовал всех на тушение при первых признаках пожара. Сейчас он, соскочив к Денису с крыши, которую усердно проливали водой, крикнул:
– Подожгли! Уйгуры подожгли, из Лихобабьей прискакали, их дозор орду заметил! Казаки их преследуют!
– Да не уйгуры! – взвыл Денис, которого осенила внезапная и страшная догадка. – Кенесбаев где?!
– Да вон! – удивлённый Пашка вытянул руку – чуть подальше на улице рядом с только что подъехавшей рудничной помпой «нарисовались» начальник полиции и Макарычев. Ещё чуть дальше улицу уже перекрывали страшные дрожащие арки пламени – соединились, взметнувшись с домов и слева, и справа. – Ты чего?!
Но было уже поздно – Денис со всех ног рванул туда, на ходу крича и перекрывая криком жутковатый монотонный рёв пламени:
– Кенесары Ержанович! Они не поджигали! Они сюда вообще не прошли!
– Конечно, не поджигали! – ответил казах, ничуть не удивившись появлению Дениса и сразу поняв, о ком он говорит. – Загорелось сразу в нескольких местах. Кто-то очень ловко и точно всё рассчитал – поджог практически совпадал с появлением этих безумцев, а потом – кто бы стал разбираться, от кого и от чего выгорел посёлок?! Никто же и подумать не мог, что вы окажетесь на пути орды!
– Кенесары, я сейчас ещё пару помп пригоню. – Макарычев прыгнул на подножку своей машины и, уже отъезжая, крикнул: – Денис, твои не дома, они тоже на пожаре! – Денис махнул ему рукой и повернулся на вопрос – а точнее, просто на слова Кенесбаева:
– Я только не пойму, почему они в посёлок не ворвались…
– Ну… мало ли… – Денис вздохнул и, махнув рукой, побежал обратно к своим.
Кенесбаев проводил его внимательным и задумчивым взглядом…
…Кое-как справиться с огнём удалось только к вечеру следующего дня. Но уже было ясно, что жилые рабочие кварталы выгорели наполовину. Огонь только благодаря самоотверженности людей не дошёл до складов взрывчатки и окислителей для проходческих работ – а на такой исход поджигатели явно рассчитывали.
Шатающийся, какой-то опустошённый, в рваной форме, покрытый ожогами, Денис кое-как добрался домой (Олег с матерью были у кого-то дома, помогали с маленькими детьми). Он почему-то думал, что их дом тоже сгорел, но дом был цел, вокруг зеленело… и мальчишка неожиданно ощутил страшную злость на собственное благополучие.
Отец был во дворе. Он сидел на ступеньках – и мама обрабатывала ему лицо, ожоги на лбу и щеке. Увидев сына, Борис Игоревич кивнул; Валерия Вадимовна, занятая делом, на мальчишку внимания не обратила. Денис подошёл и сел возле отца. Помолчал, потом спросил тихо:
– Что же теперь делать, пап?
– Теперь? – Борис Игоревич вдруг хмыкнул весело. – Теперь… теперь слушай, – и неожиданно прочёл:
– Монтёры!
Вот вам разорённая страна.
У вас в сумке – два гвоздя и кирпич.
Имея это – постройте город!.. Я не помню, чьи это стихи, но именно этим мы и займёмся, Дениска.
Если честно, Денис не понял отца.
22 сентября было обычным пасмурным днём. Тучи так и не расходились, и настроение царило далеко не праздничное. Во-первых, потому что считалось хорошей приметой, если в этот день солнце всё-таки есть. А во-вторых – потому что посёлок всё ещё продолжал считать потери.
Погибших во время пожара было не так уж и много, всего несколько человек. (Очень сильные ожоги рук получил Аркадий Тимофеевич – градоначальнику пришлось в какой-то момент тушить огонь вместе со всеми.) Но вот сгоревшие дома – это было хуже. Намного хуже. Погорельцев размещали, где могли. К Третьяковым временно перебрались Васюнины и Минаевы, отчего в большом доме стало довольно тесно… А самым часто задаваемым вопросом стало: «Как дальше-то жить?!» Казачьи патрули переловили в окрестностях немало уйгуров, но те ничего не могли объяснить внятно и связно, и трясти их было бесполезно: приступ он и есть приступ, толком никто ничего не помнил и не понимал.
«Энергия» демонстративно выделила погорельцам кое-какие суммы, причём намекнула: раньше бы выделили больше, но финансовые дела на шахтах идут плоховато, если с кого и спрашивать – то с новой власти… У многих начали опускаться руки, особенно у тех, кто затеял какое-то дело и разом всё потерял – а таких было много. По посёлку поползли шепотки и слухи; лобановский кооператив «Дружба» лишился разом пятой части своих членов, и, не будь Тимофей Ильич таким решительным и крутым человеком, неизвестно, чем бы вообще всё закончилось. Помогли также боны поселкового фонда. И всё равно в воздухе ощущалось гнетущее напряжение…
Этим утром за столом (за которым было страшно тесно) Денис решился.
– Может, не надо на сегодня нашей программы, па? – хмуро спросил он, толкая по опустевщей тарелке вилкой кусочек хлеба. – Мы горе никак не разгребём, а тут ещё… напоминание.