— Вот, вот… — покачала головой Галя. — Но ты один, а нас много. Женишься ты на Наташке — и бросишь нас, как кутят на одесском бульваре. Сами, мол, зарабатывайте свой полтинник экю на обед и ужин. А чем мы умеем зарабатывать? Только передком. Не на завод же нам идти, в самом деле. Пахать там за орден Сутулого третьей степени с закруткой на спине…
— Вы все девочки взрослые, половозрелые, юридически дееспособные. — Я смотрел Антоненковой прямо в ее красивые глаза. — Мое дело — довезти вас до места, где все говорят на родном языке, а дальше все сами решите и сами за себя в ответе. Захотите на панель — никто препятствовать не будет. Но это будет ВАШЕ желание и ВАШ выбор. Так что не надо мне тут Сонечку Мармеладову изображать. Ты сама в эскорт пошла не потому, что тебе жрать было нечего при папе-олигархе.
— Да не олигарх мой отец, — возмутилась Антоненкова, — он на заводе инженером хрячит на настоящих олигархов. Это по сравнению с другими он зарабатывает много, но он далеко не богач, и у него еще дети есть. Маленькие. И выкинуть с завода его могут в любую секунду.
Галина снова закурила тонкую сигарету, больше похожую на соломинку.
— Отпусти меня, — наконец она подобралась к главной теме разговора.
— Куда?
— На завод, млять! — в сердцах крикнула девушка.
— На какой завод? — не понял я таких переходов.
— На валлийский.
— Чем он лучше демидовского?
— Там нет Тристана, — выдохнула девушка слова пополам с сигаретным дымом.
Я сначала не понял, про кого это она талдычит, а потом осенило: это же лэрд, лейтенант кирасир, с которым она, как насплетничала Роза, целовалась взасос на перевале.
— Влюбилась?
— Влюбилась. Я что, не человек? Уже и влюбиться не могу?
— А он?
— Хрен его знает. Но хочет он меня как из пушки. Когда бандитов гоняли на броневике, то я из пулемета стреляла, а он мне в это время титьки мял в башне броневика. А потом в той же башне целовались, как гимназисты.
— Так ты ему еще не дала? — изумился я своей догадке, захохотав.
— Дашь тут, — с обидой произнесла Галина, — как же. В поле негде, да и солдаты вокруг, а в доме, где нас поселили, нам отвели просто гинекей [44] на втором этаже, а кирасир поселили на первом.
— А ему подняться к тебе по лестнице влом? — улыбнулся я ехидно.
— Не влом, да гоняют с нее, — ответила Галя. — На лестнице дежурят местные седые дедки с двустволками и никого к нам наверх не пропускают. Блюдут, так сказать, нашу мораль, раз уж нравственности не осталось.
— Ладно, — засмеялся я, — женю я тебя на кирасире. Только с двумя условиями. Надо сделать так, чтобы они нас сопроводили со всей бронетехникой хотя бы до Нью-Рино. И… — поднял я палец вверх, — до свадьбы ему не давать. Он должен жениться на «Звезде Зорана», а не на инструментальщице с завода ферросплавов.
— На инженере, — обиделась Антоненкова, поправляя меня.
— Какая разница, — отбрил я ее, — тут важен статус. Статус в ЕГО окружении. Как «Звезда Зорана», ты принята при дворе князя наравне с лэрдом, чего никогда не будет, стань ты хоть главным инженером металлургического завода.
— Какие ты дашь гарантии? — вспыхнула девушка глазами.
— Никаких гарантий, только возможности и вероятность. Но в случае с заводом в Портсмуте и таких-то нет. Договорились? — протянул я ей ладонь.
— Договорились. — Галя схватила мою руку. — Жорик, что тебе сделать? Ты же только шею сломал, но не член…
— Проводи меня к Наташе.
— Значит, отпускаешь, — улыбнулась девушка.
Просто сияет чему-то такому внутренне своему.
— А кто вас не отпускает? — Это я уже зло ворчу. — Я что-то об этом говорил? Условия ставил? Или кого-то уже не отпустил куда?
— А зачем говорить, Жора. Все по умолчанию и так знают, что вход в блатную компанию рубль, а выход — десять. Я готова тебе заплатить за выход.
— Вот и отведи меня ночью к Наташке. Это и будет твоя плата.
Новая Земля. Европейский Союз. Город Виго.
22 год, 3 число 6 месяца, понедельник, 1:25.
Специального отделения реанимации со зверской охраной в этом сефардском госпитале не было. Просто отдельное помещение на первом этаже. И мы с Антоненковой вполне свободно спустились по лестнице и проскользнули гулким коридором. Ночная смена медичек, как водится, спала на дежурстве, но не на постах в коридоре, как на нашей родине, а где-то зашхерились так, что ни одной карги не видно.
Ночной госпиталь казался пустым и несколько зловещим.
Я и Галя — как два привидения, бесшумно летящие в ночи. Она в белом халате, а я в светлой пижамке смешной с дурацким филадельфийским воротником на голове.
Так и добрались до помещения, в котором содержали любимую, никого не перепугав.
Сквозь тюль штор полная луна неплохо освещала просторный кубрик, в котором посередине на одинокой кровати лежала в забытьи Наташа. Вид у нее был — краше в гроб кладут. Сердце моментально свело судорогой от жалости и любви. Встал у кровати на колени, но так и не решился нарушить ее сон, хотя очень хотелось прикоснуться к любимой. Но сон — лекарство. Это я уже на себе понял. И отдернул руку.
Понятливая Антоненкова сказала на ухо шепотом:
— Ладно, ты тут побудь, а я в коридоре на шухере постою.
И исчезла.
А я в это время осознавал, какой глубокий смысл скрывается в простом русском слове «ненаглядная». Это действительно та женщина, на которую наглядеться не можешь. Сколько ни смотри. В любом виде.
А выглядела Синевич даже не болезненно, а очень плохо. За несколько суток успела исхудать до фарфорового лица с огромными тенями под веками. Ее красиво очерченные губы были обметаны коркой. В левую руку воткнута капельница. На правой — локоть забинтован. От тех же капельниц, наверное. Грудь и плечи — в бинтах.
На шее трогательно билась жилка.
Так и стоял на коленях и любовался Наташей в неверном лунном свете, словно подглядывал. А по щеке покатилась слезинка счастья, что жива она, и это главное. Остальное вылечим. Доктора тут хорошие, слава богу. Мне осталось только тихо помолиться за здравие любимой, но я ни одной молитвы, кроме «Отче наш», не помнил до конца, а у многих и начала не ведал. Просто попросил Всевышнего сохранить ее мне. Пространно так просил, сбиваясь и путаясь в словах. Что-то обещал ему даже в обмен.
И еще увидел, что Наташка моя и баронесса Наталия Васильевна из моих видений — просто сестры-близнецы.