— Хороший фуфляк будет, — констатировал я по-английски, — качественный.
— Да, долго сходить будет, — поддакнул мне валлийский лейтенант, протискиваясь в «первые ряды партера» в обнимку с Антоненковой.
Солдат, не ждавший от девушки такой подлянки, сразу упал. Как поц. И, естественно, повалил на себя Розу. Барахтаясь в дорожной пыли, патрульный безуспешно пытался защититься от избивающей его фурии, в которую превратилась миленькая Шицгал. И жалобно кричал:
— За что?! За что?!
А Роза, уже сидя на нем скачущей амазонкой, все била его по морде — уже с двух рук, умудряясь при этом не промахиваться, ни разу не ударив по каске, и, брызгая крупными слезами, громко выговаривала ему при этом:
— За что? Ты сволочь, еще хочешь знать, за что?! А сам не догадываешься?! Козел!!! Соблазнил четырнадцатилетнюю девочку, наобещал безумную любовь до гроба и сбежал ровно через пять недель. Шлемазл! Твою мать, да я чуть с ума не сошла! Не зря мой папа говорил…
— Твой папа! Твой папа! — кричал солдатик, пытаясь ставить блоки против маленьких, но злых девичьих кулачков. — Это твой папа во всем виноват. Он меня хотел за тебя в тюрьму посадить. Даже заяву в ментовку накатал. Меня! В тюрьму! По козлиной статье! ЕВРЕЯ!!!
Тут Роза остановилась и прекратила его бить.
Да и мы все, враз очнувшись, растащили их «по разным углам ринга».
— Я не виноват в том, что по прихоти твоего папы не хотел быть изнасилованным этим быдлом на лесоповале! — визжал Саша, отбиваясь от своих сослуживцев, которые его пытались удержать.
Роза одним волнообразным движением вырвалась из моих рук и снова подбежала к ревущему патрульному.
На это раз — обниматься.
— Бедный, — Роза прижалась к нему и, подтянувшись, ласково погладила пальчиком по веку, — тебе очень больно?
— Да, мне больно, — из глаз его текли слезы, оставляя ручейки на пыльных щеках, левый глаз уже зримо набухал, — но гораздо больнее мне было уехать навсегда в этот мир без возврата. Без тебя! Не попрощавшись. Даже без твоей фотографии! Наш адвокат знал вербовщиков отсюда и после безуспешного похода в райотдел милиции схватил меня за шкирку и отправил сюда всего с пригоршней долларов. Иначе мне грозила статья за «совращение несовершеннолетней». И еще статья за «вступление в связь с лицом, не достигшим половой зрелости». И еще статья за какие-то «развратные действия». Нашли педофила! Хотели еще изнасилование пришить, да только у них твоего заявления не было. А без него такое дело не возбудить, как его ни дрочи.
Он замолчал, горько всхлипывая.
Двое среди людей — они стояли, обнявшись, и наперегонки плакали. А нас, вокруг, как будто бы и не было для них.
Епишкина мама, началось в колхозе утро. Где моя стерва Роза? Этот развратный ребенок. Вечно ёрничающий, циничный «коверный» нашего гарема. Элитная московская проститутка.
Век живи, век учись, а женщин никогда не поймешь.
Я взял себя в руки, решив, что эта сова сама себя разъяснит, и стал аплодировать. А что еще оставалось мне делать? Свои права на Розу качать? Я вас умоляю!
Вскоре рукоплескали уже все, прям как товарищу Сталину на юбилее ВЦСПС.
А эти, как оказалось, насильно разлученные влюбленные смотрели на нас ошарашенными глазами, будто в первый раз видели.
И плакали.
Но и улыбались при этом вполне счастливо.
И это их чувство огромного счастья волшебным образом передалось всем вокруг.
Да и что такое счастье?
Всего лишь ощущение.
Хочешь быть счастливым?
Ощущай.
И весь рецепт.
Колокольчиками зазвенела замечательная идея, как из этого любовного мордобоя сделать настоящий праздник для всех. Раз уж у меня продолжается сезон утрат, то пора превращать его в сезон свадеб.
Я подозвал гориллообразного носатого сержанта с терминалом, представился по-английски. Тот в ответ на хорошем русском языке назвал себя:
— Мастер-сержант Исраэль Бен Гурион, [80] — и смотрит на меня большими грустными глазами цвета спелой маслины.
Вот так вот. Ни много ни мало. Тогда почему только сержант? Ладно, проехали, не ко времени это выяснять.
— Коротко меня зовут Жорой, — добавил я, — а тебя? Изя или Сруль?
— Зови Изя.
— Так вот, Изя, в этом богоспасаемом местечке найдутся четыре крашеных столбика и тряпочка от солнца?
Изя все понял влет, просветлел лицом, глаза его заговорщицки засияли.
— Конечно, найдутся. И не только хула. У нас тут целая хоральная синагога с раввином есть. Даже с кантором и резником. Миква и та есть. Все как у людей.
— Тогда зови всех сюда. Теперь Саше уже не отвертеться. И на Старую Землю не сбежать.
Сержант довольно заржал и уточнил:
— Я и не знал, что его зовут Саша. У нас этот шлемазл зовется Аарон.
Ничего удивительного для меня не прозвучало. Давно уже знаю, что на Новой Земле каждый имеет право на новое имя и новую биографию. Но сержанту ответил другое:
— Я тоже не знал, что Розу на самом деле зовут Рейзел.
А сам мстительно подумал, что не один, так другой орденский патрульный у меня от уз Гименея не отвертится.
Сержант позвал всех патрульных от шлагбаума. Я — своих девчат и валлийцев.
Окружили не видящих никого, кроме друг друга, Розу с Сашей.
Отвлекли их от поцелуев.
Ну и рожи у них были! Неужели все влюбленные так глупо выглядят в глазах окружающих?
— Саша, — строго спросил я, — или все же Аарон?
Он в ответ уставился на меня, как телок титешный на бадейку с молоком.
А Роза тут же заявила свои женские права.
— Жорик, не надо. Только я одна имею право его бить! — И загородила этого амбала своим маленьким стройным телом.
— С тобой потом поговорим, — погрозил я ей пальцем.
И снова обратился к парню с предельно серьезными интонациями:
— Итак, Сашарон, ты ПОПАЛ. — И видя в его глазах прежнее непонимание ситуации, пояснил: — За руку брал?.. Брал! В глаза смотрел?.. Смотрел! Женись!
— Как «женись»? — не понял парень.
Откровенно не понял. По глазам видно. Видимо, всю свою мыслительную деятельность он сосредоточил исключительно вокруг слова «попал».
А у Розы отпала челюсть.
Вот черт, надо срочно спасать парню второй глаз.