Лодка скользнула в узкую щель между огромными зубатыми валунами, только чудом не задев их бортами, и ушла в прижим. Вода металась, ревела, жалась к почерневшей от сырости каменной стене. А ниже узкого жерла порога волны все так же вставали на дыбы, хватаясь за узкие выступы скальной гряды, хлестали друг друга и, отступая, прятались под зыбкой пеной очередного водоворота.
Волны почти скрывали Марфу, лишь иногда ее голова мелькала среди белых бурунов. В какой-то момент люди вновь разглядели лодку, но она уже чудом держалась на поверхности. Марфа, видимо, пыталась вычерпывать воду руками, но все ее попытки оказались бесполезны. Очередной удар волны, лодку закрутило по спирали, и она ухнула в темную пучину беснующейся воды.
Михаил страшно закричал за спиной Алексея и, огрев Нерона плетью, рванул вдоль берега. Но что он мог поделать? Его конь не шел в бушующую воду и, всячески сопротивляясь, тряс головой и приседал на задние ноги, пугаясь ревущего зверем потока.
Алексей пытался остановить Михаила, но тот словно обезумел и все нахлестывал и нахлестывал своего Нерона, пока берег не уперся в неприступные скалы. Они остановились и принялись искать глазами Марфу, чья голова только что мелькала в волнах. Но увидели лишь урядника и Ермака на противоположном берегу. Егор, пытаясь удержать одной рукой поводья пляшущего под ним рысака, другую вытянул в сторону реки, видимо, показывал на что-то Ермаку, который, спешившись, бежал вдоль берега. Остановившись на мгновение, охотник раскрутил над головой аркан и бросил его в воду. И только теперь Алексей и Михаил снова заметили Марфу. Вероятно, она совершенно выбилась из сил, потому что почти не сопротивлялась, когда Ермак тащил ее к берегу.
— Господи! — шепотом молился рядом Михаил. — Спаси ее, не дай погибнуть!
Марфа уже достигла мелководья, и Егор, соскочив с лошади, тоже вбежал в воду, чтобы помочь Ермаку. Но Марфа вдруг вскинулась на ноги… Сверкнул нож… Ермак, взмахнув руками, повалился навзничь, а женщина упала спиной в воду и тут же исчезла в кипящем котле омута. Лишь мелькнула единожды стиснутая в кулак рука. Блеснуло лезвие ножа. И все сгинуло, словно и не было ничего!
Ермак тем временем поднялся из воды, отбросил в Сторону обрезок аркана. Некоторое время они на пару с Егором всматривались в воду. Потом Егор, заметив Алексея и Михаила, поднял вверх скрещенные руки. И они поняли, что Марфы уже нет. Михаил растерянно посмотрел на Алексея.
Губы его тряслись, как при ознобе, и он едва выговорил:
— Матушка не выдержит! — И с остервенением ударил коня по холке кулаком. Жеребец обиженно заржал. А Михаил поднял его на дыбы, развернул и, что было мочи огрев плеткой, пустил в галоп.
Около брода уже собрались люди. Навстречу им сквозь толпу пробивались Маша и учитель. Михаил соскочил с коня и бросился к девушке. Она обняла его и, плача навзрыд, принялась покрывать поцелуями его лицо, не обращая внимания на оторопевших зрителей.
— Маша, Машенька! — лихорадочно повторял Михаил.
Обняв ее за плечи, он прижимал ее к груди и твердил, как заведенный:
— Нет Марфы! Ушла Марфа! Матушка не выдержит…
Поздно вечером того же дня Иван, Алексей, Егор и Ермашка сидели на берегу Тесинки и выпивали. Повода было два: рождение сына охотника, которому уже исполнилась неделя, и благополучное завершение расследования, отнявшего у них много сил и оставившего тяжелый отпечаток в душе.
Над далекими горами тускнел кроваво-красный закат, и они медленно растворялись в синей дымке вечерних сумерек.
Все вокруг засыпало, словно убаюканное последними деньками бабьего лета. Большой костер из соснового сушняка потрескивал и, выстреливая в небо снопами искр, разгонял темноту осенней ночи. На железной решетке жарилось мясо, а в воде дожидалась своей очереди еще пара бутылок «Смирновской»… И всплывали воспоминания о безвозвратно ушедших событиях.
Первым не выдержал Иван. Видно, саднила и маялась у него душа, если он нарушил уговор не вспоминать хотя бы сейчас события последнего месяца Сначала он принялся возиться на разбросанном вокруг костра лапнике, что-то ворча себе под нос и пытаясь устроиться поудобнее, а после произнес, вроде ни к кому не обращаясь:
— Конечно, Михаилу Корнеевичу никак в голову не идет, чтобы родная сестра такую подлость учинила. Ведь он любил ее и уважал не меньше матушки. Самый близкий ему человек, и вдруг такая оказия! — Он удрученно махнул рукой. — Никакие доводы и доказательства не принимает и считает только себя виноватым в ее гибели. Не знаю, как он справится с этим горем.
— Ничего, оклемается! — подал голос Егор. — Мария Викторовна от него ни на шаг не отходит. Видать, сладилось у них наконец. Да и грех ему было бы такую девушку упустить! — Он с явным сожалением глянул в сторону Алексея и выразительно крякнул. Но тот молча смотрел в костер и, казалось, не замечал этих слишком прозрачных намеков на собственную глупость.
— Я поначалу склонялся, что во главе банды стоял мужчина, но потом Алексей показал мне стрелу от самострела, ты, Егор, гильзы от «арисаки», и я понял, что только извращенный женский ум способен на подобное коварство и жестокость. Но я не мог понять, откуда такая ненависть к родному брату. А потом все стало на свои места. Несостоявшаяся любовь и зависть к чужому успеху породили желание мстить И Марфа мстила, и Никодиму, чей отец пустил по миру семью ее жениха, и Михаилу, который в отличие от нее был богат и мог позволить себе все, что хотел, и Анфисе, потому что она была дочерью Никодима. Да, она мечтала поначалу их разорить, но потом поняла, что ближайший путь к богатству — уничтожить брата. Они с матушкой являлись его прямыми наследницами, но тут на горизонте появилась Маша, и Марфа на всякий случай заспешила. Конечно, она была против занятий Карнаухова фальшивым монетничеством, но у того была idea-fixe быстро разбогатеть и открыть свое дело за границей. В этом он полностью сходился со Степкой Анчуловым, но забирал гораздо выше, хотел уехать в Америку. Там есть где развернуться . — Иван склонился к костру и, выхватив из него ветку, прикурил от тлеющего уголька Потом привольно раскинулся на лапнике, пуская дым в низкое звездное небо. — Столетов им, конечно, вовремя подвернулся под руку. У Карнаухова с ним старые связи, говорит, в первый раз тоже вместе монету лили, но Семен Петровичу повезло, не сдали его подельники, потому как верили, что вернутся и вновь займутся преступным промыслом — Но какая все-таки злобная дамочка! — произнес Егор и сплюнул в сторону от костра — Все вроде бог дал: и красоту, и ум, и замуж могла выйти запросто. Если б не сватали ее! Нет, словно прикипела к своему Евгению. И чем он ее взял?
— Что ни говори, но женщины существа непостижимые!
Порой никак не могут забыть явное ничтожество, бездарь, отщепенца, гуляку, а то и вовсе отменного лжеца и изменщика, плачут, страдают о нем, а того, кто может дать им истинное счастье, отвергают! — Иван отставил в сторону руку с папиросой, выдохнул в небо дюжину идеально круглых колечек и направил мечтательный взгляд в костер. — Сгорают дамочки, так сказать, в огне любви, а то непотребство, о котором они ночи напролет рыдают, живет себе не тужит, срамных баб пользует, в «американку» финажки просаживает…