Затем он перевел взгляд на третий сейф, дверь которого грабителям просто по счастливой случайности не удалось взорвать. По всей видимости, свистки городовых, бросившихся на звуки взрывов, заставили их спешно побросать драгоценности и деньги в приготовленные для этой цели саквояжи и смыться восвояси.
А третий заряд динамита, обмотанный бикфордовым шнуром, к счастью, так и остался висеть на ручке сейфа. И это позволило узнать, что впервые в истории Североеланска грабители использовали для своих преступных целей подобное, редкое для этих мест, взрывчатое вещество.
За спиной послышалось движение, и Вавилов оглянулся, отметив для себя, что хозяин магазина, известный в городе ювелир Вайтенс, кажется, очнулся от потрясения. И хотя все еще прижимал ко лбу мокрое полотенце, взгляд у него стал более осмысленным, а дыхание — спокойным. Вавилов подошел к нему и, изогнувшись, снизу вверх заглянул в глаза владельца магазина, который славился в Североеланске не только обилием изящных и дорогих украшений, но и тем, что они никогда не повторяли друг друга. По этой причине он был самым притягательным местом для местных красавиц, и отталкивающим — для их мужей и любовников. Цены здесь тоже были особенными, несмотря на то, что за несколько кварталов от него находился магазин основного конкурента Вайтенса, грека Басмадиодиса, с более доступными ценами, но с менее богатым выбором драгоценностей.
— Много взяли? — поинтересовался Вавилов и по тому, как нервно дернулась рука, удерживающая полотенце на лбу своего хозяина, понял: много! — Н-да-а! — протянул задумчиво Вавилов и, приподняв штору, выглянул в окно, зиявшее выбитыми при взрыве стеклами. Тартищев по непонятной причине задерживался.
Но, видно, причина и впрямь была серьезной, если начальник сыскного отделения до сей поры не появился на месте ограбления, равного которому по дерзости и способу осуществления в Североеланске никогда прежде не наблюдалось.
Он оглянулся на следователя. Старик сторож, морщась от боли, что-то тихо пояснял ему, кивая то на входную дверь, которую взрывной волной вынесло наружу, то на обезображенные сейфы, а врач, низко склонившись к нему, держал пальцы на запястье и в некоторые моменты, когда слова старика, видимо, звучали совсем невнятно, переводил их следователю.
Иван поморщился. С той минуты, как в сыскное отделение прискакал приказчик от Вайтенса с сообщением, что в магазине прогремел взрыв, который вышиб окна и двери, странное предчувствие не покидало его, и почему-то он связывал его не с самим взрывом, а именно со сторожем. Самое невероятное было в том, что старик, похоже, вполне спокойно открыл дверь грабителям, дошел с ними до прилавка и только после этого его оглоушили. Он явно не ожидал нападения и стоял лицом к лицу с тем, кто ударил его, причем очень сильно. Сторож буквально перекувырнулся через прилавок, что и спасло ему жизнь… Но зачем ему нужно было открывать магазин в столь позднее время? Или случилось что-то необычное, что заставило его пойти на это?
У Вайтенса он служил уже не первый год, а дворник соседнего доходного дома отозвался о нем как о человеке непьющем и добросовестном, очень осторожном и даже боязливом, не смевшем высунуть нос из магазина в темное время суток.
Сам же Лазарь Вайтенс, который в этот момент вместе с женой и тещей совершенно случайно проезжал мимо из гостей, чуть не сошел с ума при виде разрушений, совершенных в его магазине неизвестными вандалами. Но когда вдобавок ко всему разглядел искореженные взрывом дверцы новых, совсем недавно выписанных из Германии сейфов, а потом вдруг пустые полки, то впал в прострацию и не реагировал даже на слова доктора, пытавшегося напоить его успокоительными каплями.
— Где Вавилов? — раздался за спиной Ивана знакомый голос и оторвал его от созерцания поникшей фигуры Вайтенса.
Тартищев стремительно вошел в магазин, окинул быстрым взглядом композицию из следователя, врача и сторожа, затем перебросил его на Вайтенса и только после этого посмотрел на Вавилова.
— Что удалось узнать?
— Практически ничего, если не считать показаний дворника с соседней улицы, который видел трех одетых в плащи господ с саквояжами в руках. Они бегом пересекли улицу и сели в наемный экипаж. Дворник не заметил личного номера извозчика, потому что его внимание отвлек прохожий, который спросил у него дорогу.
Никаких особых примет он не разобрал, потому что было темно, а фонарей на его улице раз-два и обчелся.
— Выходит, грабители покинули магазин через заднюю дверь?
— Выходит, так, — развел руками Иван. — Пока это единственные свидетельства на данный момент. Да вот еще знаем, каким образом им удалось проникнуть в сейфы.
— Федор Михайлович, — подал вдруг голос следователь, — мы выяснили, почему сторож открыл дверь грабителям.
Вавилов и Тартищев мгновенно повернулись к нему и одновременно спросили:
— Почему?
— В дверь позвонил человек в форменном сюртуке, который виднелся из-под дождевика, и показал через окно карточку агента сыскной полиции. Сторож утверждает, что при этом он назвал свою фамилию:
«Андреев».
И Вавилов почувствовал, как его сердце ухнуло в пятки, потому что именно под этой фамилией он выходил на задания, прежде чем карточка исчезла из его кармана во время не слишком веселых событий в цирке.
— Знаешь, Иван, так хочется иногда бросить все к чертовой матери! — неожиданно тоскливо проговорил Тартищев и предложил:
— Давай водки выпьем, что ли?
Вавилов лишь молча кивнул головой и с облегчением посмотрел на начальника. Если опять называет по имени, значит, по-прежнему полагается на него. Значит, еще послужит в полиции агент Вавилов! Иван вздохнул и вытер выступивший на лбу пот. Он и не подозревал, каково это — получить помилование, стоя на помосте под виселицей.
Уже битый час они с Тартищевым сидели в его кабинете на Тобольской улице, в здании управления полиции, пили жидкий чай с черствыми бубликами, завалявшимися в глубинах стола, и пытались свести воедино обстоятельства ограбления ювелирного магазина. Но умные мысли, очевидно, роились в менее усталых головах, поэтому версии никак не выстраивались, а безуспешные попытки слепить вместе отдельные свидетельства очевидцев вылились в ту самую фразу Тартищева, которую Вавилов с готовностью одобрил. Ему и самому хотелось проделать нечто подобное, но сдерживало присутствие строгого начальства…
Против его ожиданий Тартищев всего только и сделал, что яростно выругался, когда услышал про карточку, но дальше повел себя как обычно: расспросил сторожа о приметах того человека, который представился Андреевым, и о том, который вошел следом, — крупном человеке с саквояжем в руках. Оказывается, все они были в парусиновых плащах с низко надвинутыми на лица капюшонами. На улице поливал дождь. И сторож лучше всего запомнил не приметы преступников, а то, что они изрядно затоптали пол и он испугался, что назавтра ему попадет от хозяина. «Агент» пояснил, что они из полиции и к ним поступило донесение, что сегодняшней ночью магазин собирается ограбить шайка беглых каторжников. Поэтому они посидят до утра в засаде, чтобы захватить разбойников с поличным…