— Пока стрекоза на крыло не поднимется, спасу от нее нет, — чинно добавил второй, — лишь к середине лета полегчает, и только в сентябре исчезнет насовсем.
Сэр Корнуэлл поднялся со своего места. Щеку его подергивал нервный тик, но все-таки он держался молодцом и, вполне спокойно извинившись, объяснил, что ему нужно уходить. Караван готов отправиться в путь…
— Нет, ваша экспедиция останется в станице до особых распоряжений, — сказал Алексей по-английски и кивнул на дверь канцелярии. — Некоторые формальности, сами понимаете, но завтра, я думаю, мы вам разрешим с утра отправиться по вашему маршруту.
— О да, конечно, — словно гусак, закивал головой англичанин, — конечно, нет проблем! — Он склонил голову перед атаманом, затем кивнул Алексею и покинул станичное правление в сопровождении своей верной стражи, которая за все это время не заявила о себе ни единым словом.
— Никита Матвеевич, — Иван появился на пороге канцелярии, за ним виднелось красное и потное лицо Перетятьки.
Видно, шевелить мозгами в разговоре с полицейским оказалось гораздо тяжелее, чем корчевать пни на своем участке, — распорядись насчет трупа. Надо отправить его в губернию, а пока определи его в ледник, если таковский имеется.
— Имеется, — вздохнул Шаньшин, — у меня на рыбозаводе. — И справился:
— Долго ему лежать?
— Пока не получим распоряжений от начальства, — пояснил Иван. — Если нет родственников, возможно, позволят здесь похоронить. — Он смерил взглядом мужиков, потом повернулся к старосте:
— Ладно, с вами все понятно! Езжайте домой, но далеко не отлучайтесь из деревни, вдруг еще какие вопросы появятся.
— Да мы ничего… Да мы завсегда… — Перетятько вытер ладонью пот со лба и приказал мужикам:
— Поехали! — и поклонился Ивану. — Храни вас бог, Иван Лександрыч! А то мы сперва всполошились, вдруг не поверят…
— Что ж не поверить, поверим, — заметил глубокомысленно Вавилов, проводил взглядом хохлов и взял из рук Алексея несколько исписанных листков бумаги — протокол осмотра тела, пробежался по нему глазами, крякнул многозначительно и посмотрел на Шаньшина. — А теперь побеседуем с тобой, Никита Матвеевич, и с тобой, Гаврила Никитович!
Гаврила подошел и сел рядом с отцом, а Иван опустился на соседний с Алексеем стул. Теперь они сидели друг против друга — хозяева и гости, два сыщика и два подозреваемых, если не в убийстве или в соучастии, то в укрытии некоторых важных обстоятельств, которые могли бы предотвратить это преступление…
Иван заявил об этом прямо, без обиняков, отчего Гаврила опустил глаза в пол, а Шаньшин побагровел.
— В чем ты нас подозревать, Иван Лександрыч? — произнес он с вызовом. — Государеву службу мы исправно несем! Только награды имеем, ни в чем скверном отродясь замешаны не были!
— Никита, я тебя безмерно уважаю. — Иван смотрел атаману прямо в глаза, и тот не выдержал, отвел взгляд. А Вавилов продолжал:
— Неужто я бы приехал к тебе погостить, если б знал, что ты негодяй?
Отец и сын молчали.
— Ты вот скажи мне, Гаврила, — обратил Иван свой взор на Шаньшина-младшего, — где ты сегодня сподобился в коровье дерьмо залезть? Глянь на сапоге…
Гаврила с недоумением уставился на Вавилова.
— А я почем знаю?
— Почем? — передразнил его Иван. — А мы вот с Алексеем Дмитричем точно знаем, где ты отметился! Сымай сапог, — приказал он внезапно.
И когда окончательно растерявшийся Гаврила подал ему сапог, язвительно усмехнулся.
— Помнишь, Никита, сам рассказывал, как вы по сакме врага выслеживаете? Твоя наука нам изрядно пригодилась. — Он показал Алексею подошву. — Что я тебе говорил. Подковка один в один… — Он щелкнул пальцем по колодке. — И след один в один, даже проверять не надо, у меня глаз, что алмаз… — Он полез в карман и вынул сплющенный кусочек свинца. — Одно только смягчает вашу вину, господа хорошие, что зла нам не желали, и в нас ты, Гаврюха, стрелял не по злобному умыслу, а чтоб припугнуть городских баглаев.
Чтобы по тайге не шастали! Так ведь, или я ошибаюсь?
Отец и сын переглянулись. Иван ухмыльнулся и пояснил Алексею:
— Я ведь сразу понял, что это их рук дело, когда Сашка примчался как оглашенный. Наверняка он видел, как старший братец крался по тайге с ружьем, но думал, что он нас пришил по ошибке. Или все ж решили нас укокошить и на ратников все списать, любезный Никита Матвеевич? Только нам доподлинно известно, что они больше стрелами обходятся, потому как пули на таких, как мы, жалеют.
— Господь с тобой, Иван Лександрыч! — произнес глухо атаман и высморкался в носовой платок. — Даже в мыслях не имели вас убивать. — Глаза его виновато забегали. — Было дело, хотели припугнуть, но для того лишь, чтобы вас сберечь.
Вы ж сами того не понимаете, в какую кутерьму влезли. — Он тяжело вздохнул и перевел взгляд на простыню, прикрывавшую труп Голдовского — Дозвольте распорядиться унести тело в ледник. А то дух от него…
— Распорядись, но только живо! — согласился Иван и приказал уже другим тоном:
— И снаряди казаков, которые наше донесение в губернию доставят. Сроку тебе двадцать минут. А мы пока с Алексеем Дмитричем письмецо соорудим для начальства.
Шаньшин почти выбежал из комнаты. Гаврила поднялся следом, но Иван погрозил ему пальцем:
— Но, но! Сиди где велено, пока батя не вернется! И не вздыхай! Мешаешь нам писать!
Гаврила пересел на лавку к окну и вперился тоскливым взглядом в носки своих сапог, а сыщики, склонившись голова к голове, принялись что-то обсуждать, затем писать, после опять обсуждать и даже, судя по слегка повышенным тонам, ссориться. Но как Гаврила ни прислушивался, так ничего и не понял. Он все же сделал вывод, что для него самого встреча с коровьей лепешкой может оказаться более плачевной, чем для сапога, который в нее угодил ненароком.
— Ты, Никита Матвеич, словно дите малое! — Иван уставился на атамана усталым взглядом. — Неужто не понимаешь, что чем больше запираешься, тем больше у меня к тебе вопросов? Я ведь понял, почему ты молчишь. Думаешь, короткий язык — залог спокойствия и тишины? Нет, шалишь, брат! Я все равно до всего докопаюсь, только дружбе нашей тогда конец, и коль попадешь в заварушку, на помощь мою не рассчитывай.
Атаман сидел на лавке у окна, расставив ноги, и смолил одну цигарку за другой. На Ивана он почти не смотрел, на вопросы отвечал неохотно, устремив хмурый взгляд в пол. Гаврила дожидался своей очереди в канцелярии.
— Учти, — продолжал Иван, — мы ведь не уедем отсюда, пока не узнаем, кто убил Голдовского, кому и по какой причине он помешал? Ты ведь понимаешь, что мы обязаны будем доложить начальству о творимых здесь безобразиях. А оно непременно спустит отчет генерал-губернатору. А тот вызовет на ковер войскового атамана. «А что там у тебя творится в станице Пожарской? — спросит у него генерал-губернатор. — Почему станичники службу не справляют должным образом?