— Иван, — засмеялся Алексей. — Большой ты мастер себе заделье находить. Может, прикажешь про озера забыть и к твоему дикарю сторожами наняться? Он небось уже за тридевять земель от нас, а Корнуэллу он нужен, как зайцу сандалеты!
— Ты одного не учел, — Иван поднялся на ноги и потянулся. — Эти шиликуны, — вспомнил он новое для себя словечко, — могли потому ни свет ни заря подняться, что хлопнули нашего дикаря, который возле их лагеря бродил, как по атаманову огороду. Хлопнули и смылись, чтоб никто про это не узнал.
— По-моему, ты давно сыскными делами не занимался, Иван Александрыч, соскучился, что ли? — произнес язвительно Алексей. — Давай вернемся назад. Никита Матвеевич очень тебе обрадуется!
В это мгновение лайки, спокойно дремавшие у костра, вскочили на ноги. Шерсть на холке у них поднялась, они заворчали, вытянув носы в сторону темнеющей чащи. Алексей непроизвольно потянулся к лежащему рядом карабину. Иван выхватил из кармана револьвер.
Собаки продолжали ворчать, но не лаяли, а медленно, переступая лапами, приближались к выдающейся на поляну небольшой ольховой рощице.
Испуганно всхрапнули кони, призывно заржала кобылица, подзывая жеребенка. И табун, сорвавшись с места, переместился на дальний конец поляны, подальше от встревоживших их звуков и запахов, которые были недоступны человеческому уху и носу.
— Пошли посмотрим, — шепнул Иван и кивнул на рощицу.
— Дядька Иван, — Сашка дернул его за рукав, — кажись, не зверь там? Если бы зверь, собаки давно бросились бы, а так будто понять не могут…
— А сейчас мы проверим! — Иван взвел курок револьвера.
Алексей подхватил карабин, и они медленно, крадучись, двинулись по направлению к деревьям. Лайки, получив подкрепление, заметно приободрились. А через несколько шагов и вовсе осмелели, ринувшись с громким лаем в атаку. И тотчас кто-то большой и сильный рванулся сквозь кусты. Захрустели сучья, громыхнули камни осыпи, расположенной выше лагеря.
Собаки бросились следом, однако грозный окрик Сашки:
«Назад! Белка и Соболь! Назад!» — остудил их пыл. Но самым веским доводом оказалась хворостина, которой Сашка погрозил чересчур резвым псам. Они тявкнули для порядка пару раз, рванули передними лапами землю, отмечая границы своих владений, но поста не покинули.
Сашка пробился сквозь кусты и, ухватив собак за ошейники, силой приволок их в лагерь и привязал на поводок рядом с балаганом.
— Чтоб не озорничали ночью, — объяснил он столь крутые меры. — Днем и так изрядно по лесу блукали да гнезда зорили, пускай отдышатся немного.
Собаки, высунув языки, преданно следили за тем, как Шурка выгреб из котла остатки мясной каши и выложил перед ними на плоский камень. Через мгновение от каши не осталось и следа, а лайки, положив головы на лапы, прикрыли глаза и, казалось, задремали. И только стоящие торчком уши говорили, что Белка и Соболь по-прежнему настороже, чутко прослушивают тишину и ловят тревожные запахи.
— Что это было? — спросил Алексей Сашку, кивая на рощицу.
— А, — махнул тот рукой, — я сначала думал, медведь, испугался сильно, а потом понял — сохатый или марал приходил. Тут неподалеку солонцы. — Он с надеждой посмотрел на карабин, который Алексей продолжал держать в руках. — А то сходим, скрадем марала?
— Зачем? — удивился Алексей. — Куда нам столько мяса?
— Не пропадет, — по-взрослому серьезно ответил паренек, — засолим, подвялим, подкоптим…
— Не выдумывай, охотник, — остудил его пыл Иван. — Мы с вами не на охоту вырвались, а на рыбалку. Так что всем — в балаган! И чтоб через пять минут ни единого звука не слышал. — Он взял из рук Алексея карабин. — Я пару часов посижу у костра, посторожу, а то как-то тревожно мне стало! Вдруг и вправду мишка бродит. А после ты меня сменишь.
— Договорились, — кивнул Алексей, соглашаясь с неожиданным решением приятеля. По правде, ему тоже стало не по себе после недавнего происшествия. И объяснения Сашки его не слишком убедили. Собаки все-таки вели себя странно.
И хотя его таежный опыт был крайне мал, он понимал, что на дикого зверя лайки бросились бы без промедления. Бывалые охотники утверждают, что всегда могут угадать, кого облаивает собака: медведя, сохатого, загнанную на дерево росомаху или затаившуюся рысь. Здесь же точно что-то сдерживало лаек и явно пугало. Что-то или кто-то? И это была последняя мысль, промелькнувшая в усталой голове Алексея, потому что в следующее мгновение он уже крепко спал.
Алексей проснулся от ворчания Ивана. Редел сумрак убегающей ночи. Над тайгой сочился бледный рассвет. Еще минута-другая, и небо распахнется на востоке алым цветом зари.
Природа постепенно просыпалась. Полусонно прострекотала кедровка. Шумно пронеслась над головой стайка черноголовых синиц, прошмыгнул по шершавому стволу бурундук. Но собаки еще добирали последние минуты сна, свернувшись в клубок у балагана. Лошади стояли, сбившись вместе, понурив головы, — тоже дремали. Две из них лежали. К одной из кобыл приткнулся жеребенок. Все было тихо и мирно, но Ивану отчего-то не спалось. Он ходил возле балагана, ворчал и оглядывался по сторонам, словно искал чего-то.
Заметив, что Алексей поднял голову, направился к нему.
— Как спалось на посту? — спросил он язвительно и примостился рядом на бревне, которое близнецы еще с вечера приволокли из леса именно для этих целей.
Алексей не ответил. Оправдываться не имело смысла. Сон и вправду сморил его внезапно, но спал он немного, минут двадцать, не больше… Собаки и лошади вели себя спокойно, небо посветлело, и он не выдержал, расслабился… Ивану легко зубоскалить, дежурить ему досталось с вечера. Алексею же — в самое тяжелое время, перед рассветом, которое моряки не зря прозвали «собачьей вахтой».
Алексей подбросил пару веток сушняка в совсем было угасший костер, затем встал на колени и подул на угли. Попытка удалась, и огонь вновь заплясал по веткам.
Иван, следуя его примеру, положил на костер несколько более крупных сучков, и пламя заиграло вовсю. Вавилов протянул к огню руки.
— Чего ни свет ни заря поднялся? — спросил Алексей. — Вполне еще можно пару часов поспать.
— Да не спится что-то, — ответил Иван с досадой. — У парней колени, что шило, все бока мне истолкли. Лягаются, ворочаются… Сон мне перебили.
— Так ты из-за этого ворчал?
— Да нет! — Иван похлопал себя по карманам, достал жестяную коробку папирос «Антракт» и недовольно сообщил:
— Последняя осталась. Еще день, другой, и на местный тютюн перейдем. — Он вздохнул и достал папиросу, но не закурил, а заложил ее себе за ухо. — Ворчал я, Алеша, по другой причине. Опять нашим баглаям пошутковать вздумалось. Сапоги мои на кедрушку забросили, еле достал, портки развесили, от росы все промокли, а рубаха вовсе куда-то запропастилась. Всю поляну обошел, в балагане смотрел, нет нигде! Пришлось запасную надевать! Ну, паршивцы! Ну, шкоды! — Он погрозил в сторону балагана пальцем. — Пускай только проснутся! И когда только успели? Спать вместе легли. И ночью вроде не выскакивали. Ты не заметил? — посмотрел он на Алексея.