— Так вы верхом?
— Нет. Подковы слишком явный след оставляют, да и лошадь заржать может в самый неподходящий момент, поэтому я ее бросил и решил уходить пешком.
— Раненый?
— Ну, это пустяки, — засмеялся Глухарь. — Я и стреляный, и колотый, и битый… И на цепь меня сажали, и на дыбе висел… Разве что в котле не варили и на костре не поджаривали.
— Кто вы? Что вас связывает с ратниками и с Корнуэллом?
— Ишь ты, молодой да ранний, а допрашиваешь, точно дьяк Тайного приказа.
— Не хотите говорить, не надо, — обиделся Алексей, — просто я подумал, что вдвоем легче из тайги выбираться и от ратников отбиваться.
— Не обижайся, — неожиданно миролюбиво сказал Глухарь. — Я ведь перед тобой хорохорюсь, а рана и впрямь зверски болит. Пуля, видно, в лопатке застряла. Ни вздохнуть, ни рукой повернуть.
— Давай посмотрю, — Алексей неожиданно для себя тоже перешел на «ты». — Евпраксия недалеко от заимки на капкан напоролась, так я для нее ягель рвал, а она его к ранам прикладывала, чтобы кровь унять.
— Евпраксия? — вскинулся Глухарь. — Не может быть!
Она позволила тебе уйти живым?
— Она обвела меня вокруг пальца. Прикинулась совершенно беспомощной… — с неохотой пояснил Алексей. — Я все время следил за тем, чтобы она не улизнула, привязал ее к седлу, только в итоге сам чуть не свалился на колья, а она умчалась! Бестия просто, а не девка! — Он вытащил из ножен тесак и показал его Глухарю:
— Вот только нож от нее и остался.
— Да, серьезная вещь! — протянул многозначительно Глухарь, рассматривая трофей. — Где-то я такое видел. Не могу только вспомнить где?
— Честно сказать, мне он тоже кажется знакомым, — вздохнул Алексей. — Но вспомнить тоже никак не могу. — Он взял тесак из рук Глухаря и снова затолкал его в ножны. — Бестия, а не девка!
— Бестия — это еще слабо сказано, — улыбнулся Глухарь. — Она ведь с малых лет в седле, а на саблях как дерется, а как аркан бросает или копье! Сильная, как мужик. На равных с ними на кулачках бьется. Упрямая и гордая, своенравная и отчаянная.
— Откуда ты все это знаешь? — поразился Алексей.
— Я? — переспросил Глухарь и очень внимательно и серьезно посмотрел ему в глаза. — Я чиновник по особым поручениям Министерства внутренних дел. Действую в соответствии с приказом его высокопревосходительства господина министра и с благословения его высокопреосвященства Патриарха Всея Руси. Имею секретное задание. Посвятить тебя в детали и в цели его, конечно же, не имею права, но наши желания по некоторым моментам совпадают, поэтому я хочу тебе кое-что рассказать, прежде чем мы двинемся к Шихану.
— Мы? К Шихану? — поразился Алексей. — Выходит, ты тоже охотишься за ратниками?
— Получается, что так. — Глухарь скривился и опять схватился за плечо. — Мозжит, прямо спасу нет. Словно волки рвут! — Он посмотрел на Алексея. — Одно понять не могу, кому здесь, в глухой тайге, вдруг понадобились снаряды? Ратникам они не нужны, у них и пушек-то отродясь не водилось!
— Так, значит, мы не ошиблись, в том ящике были снаряды! — Алексей хлопнул себя по колену. — Но зачем Корнуэллу тащить за собой пушку? По бабочкам стрелять?
— У Корнуэлла здесь свои гнусные интересы. Но, кажется, нашелся кто-то третий, о ком ни ты, ни я не знаем, и планы англичанина порушил — украл один ящик. У них, правда, остался еще один с шестью снарядами, но с таким боевым запасом крепость не взять.
— Так они что, тоже рвутся к Шихану? Но зачем?
— Это долгая история, — сказал Глухарь. — И я ее расскажу тебе чуть позже, а пока помоги мне перевязать рану.
Может, получится пулю вытащить, а то если начнется нагноение… Сам понимаешь, мне нужно добраться до ратников прежде, чем туда придет Корнуэлл. Давай так, я помогаю тебе, ты — мне! Иначе ничего не получится, а от твоего Ивана к утру останутся рожки да ножки.
— Но почему Корнуэлл заподозрил в краже снарядов тебя? — удивился Алексей.
— Больше некому, — пожал плечами Глухарь. — Второй проводник сбежал два дня назад, как только узнал, что экспедиция движется к Шихану. Он из местных и хорошо знает, чем для него обернется встреча с ратниками веры.
Думаю, Корнуэлла насторожило, что я не испугался, как этот малый, и остался. Меня скрутили сегодня под утро, когда я спал, иначе я бы им не дался. Привели в палатку Корнуэлла и сразу же стали хлестать нагайками. Я спросонья ничего не пойму, потом Ахмат стал орать: «Где снаряды? Куда подевал?» Тогда я смекнул, что кто-то их крепко надул. Сбил с ног одного из охранников и деру. Выскочил из палатки, а там только что коня для Корнуэлла подвели. Ну, я опять кому-то в зубы — р-раз! Вырвал повод, вскочил на коня и в тайгу. Но этот мерзавец Ахмат успел-таки выстрелить вслед…
— Как мне тебя называть? — спросил Алексей.
— Меня? — усмехнулся Глухарь. — Как угодно, но только не так, как вы с Иваном называли. Хочешь, откликнусь на Константина? Я ведь впервые на службу заступил именно в день святого Константина.
— Знаменательная дата, — улыбнулся Алексей. — Что ж, буду называть тебя Константином. Но сегодня день тоже замечательный. Тебе не кажется, что кто-то словно нарочно свел нас в тайге? — И приказал:
— Снимай свой зипун.
Будем смотреть, что с тобой.
Алексей помог Константину раздеться и осмотрел рану.
Пуля действительно попала в лопатку и ушла чуть в сторону.
Она даже прощупывалась под кожей.
— Что будем делать? — спросил Алексей. — Придется тебе потерпеть, пока я буду извлекать пулю. Надо только прокалить нож на костре. А тебя я привяжу к дереву, чтобы не дергался и не хватал меня за руки.
Константин молча кивнул головой. Он и вправду оказался очень сдержанным человеком. Ни разу не застонал, не выругался, лишь глухо замычал сквозь стиснутые зубы, когда Алексею пришлось рассечь трофейным тесаком кожу и немного поковыряться в ране, потому что пуля была скользкой от крови и никак не удавалось поддеть ее кончиком ножа и ухватить пальцами.
Наконец Алексей извлек пулю и положил ее в ладонь своего неожиданного товарища.
— Возьми на память. Повесишь на цепочку и носи, как оберег. Говорят, помогает.
Константин улыбнулся. Он был бледен, а, на лбу у него щедро выступили капельки пота.
— Золотые слова, Алеша, если б только раньше это узнать!
Меня ведь уже раз пять, если не больше, смерть пыталась догнать, да только я шустрее оказался. Но эту пулю не выброшу.
Говоришь, оберег из нее получится? Что ж, попробую уберечься, а то ведь бегаешь, бегаешь от старушки с косой, а она возьмет да и поставит тебе в один распрекрасный момент подножку…
Так же, как и в случае с Евпраксией, Алексей нарвал оленьего мха и приложил его к ране, потом сделал тугую повязку.