— Не исключено, — согласился Константин. — Вполне вероятно, он действительно встречался раньше с Корнуэллом, может, в Москве или в Петербурге. Ведь они оба интересуются древними культурными памятниками.
— Скажи честно, ты знал о роли Усвятова? — поинтересовался Алексей.
— Если по правде, кража древних книг меня занимала меньше всего. Просто я воспользовался твоими умозаключениями. Видишь, все стало на свои места довольно быстро, потому что и так лежало на поверхности.
— Жалко, что это случилось слишком поздно, и все потому, что мы с Иваном безоговорочно поверили в исчезновение и смерть Голдовского. На самом деле ратники прикончили Усвятова. Выкрали и прикончили. Все очень просто и действительно лежит на поверхности… Одного только не пойму, зачем им понадобился спектакль с похищением Голдовского? Зачем они подбросили его очки? Явно хотели нас уверить, что пострадал именно он. Или Корнуэлл заподозрил его? Неужто он тоже играл, когда уверял нас с Иваном, какая для него огромная потеря — исчезновение мистера Голдовского?
— Ты прав, Алеша, — согласился Константин. — Корнуэллу пришлось врать по той причине, что он застал Голдовского врасплох, когда тот пытался вскрыть замки на сундуке.
В нем наверняка хранились ворованные книги. Естественно, завязалась драка. Голдовский ударил англичанина по голове…
Тот свалился без сознания…
— Нет, я все равно ничего не понимаю. Голдовского похитили по-настоящему. Нам об этом рассказали два оболтуса, которые тогда сидели в засаде недалеко от палатки и видели, как его схватили ратники.
— Вполне возможно, произошла какая-то ошибка. Евпраксии доложили, что в станице появился человек, похожий на Усвятова, секретарь Корнуэлла, вот она и приказала на всякий случай выкрасть его. Это вероятно, если Голдовский не успел вовремя предупредить ратников. Но есть еще вариант, что они, Родион в том числе, действовали самостоятельно. Они еще не знали, что Усвятова уже схватили, вот и напали на Голдовского.
— Что ж, они своего старца не узнали? — поразился Алексей.
— Кто их разберет? Они ж его привыкли в бахотне видеть, а тут европейское платье, очки… Да и бородку он в соответствие с мирской модой привел.
— Выходит, они способны на такие жертвы? Надеть мирскую одежду, жить по нашим законам?
— Как видишь! Евпраксия ведь тоже переоделась в казачку, когда объявилась в станице.
— И про это ты знаешь? — Алексей удивленно покачал головой. — Тебя ж еще в станице не было? Вы же только после джигитовки появились.
Константин рассмеялся.
— Секреты службы, сударь мой! Поживешь с мое, не такому научишься! Ты ведь больше глаза на Евпраксию пялил, чем на все остальное. Не понял разве, почему Корнуэлл свой обоз прямиком к правлению направил? Да все потому, что я заранее в станице появился и все, что надо, разведал. — Он опять засмеялся. — Нет, не сильны вы с Иваном в военных хитростях, не сильны! В следующий раз не в салки с девками играй, а наблюдай, чтобы вовремя правильный маневр произвести. А то и девка сбежала, и лазутчика ты проворонил.
— Ладно тебе зубоскалить, — сконфузился Алексей. — Сбежала и сбежала! Словно в воздухе растаяла!
— Не ты — первый, не ты — последний, — глубокомысленно, но с едва заметной тоской заметил Константин. — Великая она мастерица за нос водить. Голову так заморочит…
Он не успел закончить фразу. Лязгнул затвор, и в проеме дверей возникли фигуры двух дюжих ратников. За их спинами маячили еще двое.
— Эге! — мрачно произнес Алексей. — Почетный караул пожаловал. Серьезные ребята! Ничего не скажешь!..
То, что Голдовский назвал «голгофой», на самом деле оказалось всего лишь невысоким нагромождением камней, на вершине которого возвышался грубый, сколоченный из отесанных топором деревянных плах восьмиконечный крест.
Чтобы пройти до него, пленникам пришлось миновать двор крепости. Конвоировали их все те же ратники, что водили узников на встречу со старцем. Были они широки в плечах и высоки ростом. Такие с медведем в одиночку сразятся и кедр вручную свалят. Поэтому не стоило даже вырываться, все равно далеко не убежишь…
Глаза на этот раз им не стали завязывать. Позволили, милосердные, в последний раз насладиться созерцанием неба, которое казалось сегодня по-особому голубым. Легкие перистые облака в зените подчеркивали немыслимую глубину небосвода. Безмятежно сиявшее солнце зависло над зубчатыми вершинами Шихана, обступившими скит с трех сторон. В такие дни кажется, что жизнь бесконечна. Но на этот раз другие, совсем не веселые мысли бродили в голове Алексея. К тому же мрачные тени от нависших над ущельем отрогов накрыли все вокруг своим покрывалом. Несмотря на самый разгар дня, во дворе было сумрачно и прохладно, пахло сыростью и тленом. «Интересно, разве можно хранить древние книги и образа в подобных условиях?» — подумалось Алексею, хотя вряд ли ратники не знали об этом. Наверняка устроили хранилище вне крепости, в более недоступном и сухом месте…
Он попытался отогнать от себя эти мысли. Совсем не то должно его сейчас занимать. Совсем скоро ему станут совершенно безразличны и древние святыни, и собственная судьба.
Неважно, каким способом добьются этого ратники, но пусть все случится быстрее. Не так страшна сама смерть, как ее ожидание…
Алексей быстро огляделся по сторонам. Вавилова поблизости не наблюдалось. Поляков вздохнул. Хуже всего, что Ивана нет рядом. Не похоже, что ратники решили казнить всех узников одновременно. Или с Иваном все-таки успели расправиться раньше? Алексей попытался узнать о судьбе товарища у своих стражников. Но его конвоир справа, которого он осмелился потревожить вопросом, как и прежде, смолчал, лишь дернул требовательно за веревку, чтобы не докучал разговорами.
На этот раз их даже не удерживали за руки, но охраняли каждого с двух сторон. Хотя зачем надо было охранять? Укажи, куда следовать, сами дойдут, благо что до «голгофы» не больше двухсот шагов, половину которых они уже сделали. Сопротивляться? Бежать? И Алексей, и Константин прекрасно понимали, что это бесполезно. Высоченная ограда, крепкие, из цельных бревен ворота, отсутствие перекидного моста, свирепые рожи и крепкие кулаки стражников даже проблесков такого желания не вызывали.
Вели их к месту казни нарочито медленно. Вероятно, это было частью ритуала или обряда, а может, своеобразной пыткой, рассчитанной на то, что пленники сорвутся, бросятся на свою стражу или, наоборот, забьются в рыданиях, умоляя о пощаде? Алексей предпочитал об этом не думать, наслаждаясь последними мгновениями жизни.
Мрачные фигуры в черных балахонах с надвинутыми на глаза капюшонами молча стояли вдоль утоптанной тропинки, ведущей к «голгофе». Основание частокола, который тропинка обегала по периметру, густо заросло лопухами и гусиной травкой. В воздухе летал тополиный пух. Пушинки оседали на лицо и волосы, щекотали в носу. Казалось, закружила среди лета по-зимнему резвая поземка, и сердце Алексея мучительно заныло. Никогда больше не наступят для него зима, весна, осень… Никогда не увидит он Лизу, не узнает, кто родился у Тартищевых — сын или дочь?