Замок щелкнул, дверь трейлера открылась, пропустив меня внутрь. Автомат на место, самому… спать? Или все же чайку себе заварить и посидеть над планами? Раз уж все равно разбудили? Нет, надо спать. «Надо себя заставлять», — как в той старой хохме.

Разделся и завалился, вновь выкрутив рацию на максимум и поставив под ухо. Едва уснул — вновь голос Хэнка:

— Хэнк вызывает Босса, как принимаешь?

— Хэнк, здесь Босс, громко и чисто. Говори.

— У противника сеанс связи. Парень с чем-то вроде мэн-пак-радио [32] явно пытается установить связь. Не на балконе, но наблюдаю его, он у самого окна сидит. Не глядел бы специально — не заметил.

В начале каждого часа проверка связи? Может, и так. А может, и раз за ночь.

— Хэнк, теперь следи внимательно, когда будет следующий сеанс связи. И еще вопрос: из винтовки его отсюда достанете?

— Здесь девятьсот метров, — последовал ответ. — Если только пятидесятым… я по себе сужу.

— Алекс сейчас отдыхает, что ли?

— Отдыхает. Разбудить?

— Не надо, потом уточни с ним — дотянется он из своей винтовки с глушителем?

Если связиста видят за окном, то перед ним еще и толстое стекло, окна в терминале солидные. Пуля может просто разрушиться или уйти в сторону, особенно учитывая, что прилетит она под углом. А вот пятидесятый калибр окно не остановит. Зато его слышно очень далеко. Услышит кто-то выстрел, потом на связь не выйдут — выводы сделать не так трудно. Лучше бы с глушителем, да.

Кстати, а на пятидесятый местный у них глушители есть? Я только винтовки видел, в зипы не заглядывал. Если снабдились с базы спецвойск, то вдруг?

Или просто войти в терминал по-тихому? Опасно. Могут наставить сюрпризов, будет неприятно. Я бы наставил.

— Принял, выйду на связь.

— Отбой связи.

Да, кстати, взрывчатка у нас есть, надо бы пока самодельные мины сделать, что ли. Надо подумать и использовать имеющуюся С-4Б. [33] И гранат опять же хватает, но только я их запалы знаю плохо. Советский запал я мог бы подрезать на мгновенное срабатывание, а что с этими делать — черт его знает.

И с мыслями о минах с запалами я завалился спать.

8

Утро приходило в терминал с запахом жарящегося бекона. Сама яичница была из порошка — тут уж ничего не поделаешь, специфика оторванной от всего снабжения Базы, — а вот бекон был уже «новым», с федеральной территории, который чужие закупали через Вайоминг. Скудость после гибели мира наступить все же не успела, люди продолжали работать. Еще живя в Канзасе и присматриваясь к окружающим, я заметил, насколько тяжко и старательно они вкалывали. Нет, американцев в отсутствии трудолюбия никто и не упрекал никогда, но кажется, что сейчас уходом в работу они старались заглушить все то, что не давало жить, не давало спать по ночам, то, что возвращалось и возвращалось к ним, — смерть близких, смерть того мира, который они знали, смерть всего вокруг. И странная, нелепая, словно выигранная в лотерею жизнь — иммунитет. Его нет ни у кого, а у тебя вдруг он есть. Вокруг тебя умирает целый мир, а ты сидишь целый и невредимый и просто смотришь на творящийся вокруг ужас. И хоронишь близких, и видишь, как пустеют и пустеют дома, как ты остаешься один на один с самим собой. Именно так мне это описала Люси — женщина из канзасского Гарден-Сити, с которой у меня случилось то, о чем я стараюсь даже не думать, — однажды, когда мы об этом заговорили. Именно поэтому она и была такой… странной, наверное, с постоянно ощущавшимся внутренним надломом.

Как бы то ни было, но для меня, случайного в этом страшном мире человека, за которого здесь даже умерли другие, американское трудолюбие вылилось в форму жареного бекона, хрустящего и пахучего, длинными ломтиками выложенного рядом с желтоватой горкой субстанции, изображавшей омлет. Пара тостов из свежего хлеба, масло и мармелад в компании с никудышным кофе завершили это утреннее пиршество.

Было шумно, звякали подносы, за завтраком болтали, кто-то смеялся, в «мотор-пуле» уже порыкивали моторы заводимой техники, а ко мне так уже и с докладами за завтраком подсаживались. Заодно расспросил Риту о глушителях для больших винтовок и получил первую долю разочарования — не было у нас таких. Жаль.

Странное ощущение, когда смотрю вокруг: вроде лица даже еще не все знакомые и уж точно непривычные, а при этом ощущение того, что я словно домой добрался. Ощущение «своести» на каком-то подсознательном уровне — или что это? Не знаю, но при этом понимаешь, что по большому счету ты свой путь прошел и дошел куда надо. А надо тебе было именно сюда.

А едва я поднялся из-за стола, как появился Марк, державший в руках небольшой бумажный сверток немного странной формы.

— Летишь? — спросил он с ходу.

— Лечу.

— Мы тебе штук шесть вот таких загрузим, хорошо? — спросил он. — Это разбросать надо. Тут все просто — просто высовываешь в окно, дергаешь вот эту нитку и вот за эту петлю держишь, дальше флаеры сами вылетят.

— Грузить не надо, просто к самолету поднесите, — сразу же сказал я. — А загружу я как мне удобно.

— Это понятно, никто и не собирался, — смутился он.

— Давайте, у самолета сложите, Дуг уже там должен быть.

— Сделаем. — Марк почему-то опять смутился, закивал и побежал к воротам, топая ботинками так неуклюже, что я сразу поставил ему диагноз «плоскостопие». А может, и ошибся, кто знает, — спортсменом он точно не выглядел.

Так, надо лететь. Больше на разведку, но заодно листовки разбросаю. Что важнее? Все важнее.

Пошел в «штаб», как уже мысленно называл освободившуюся от всего военного имущества комнату, куда сейчас перетаскивали нашу отдельную, «военную» связь, которая до этого находилась в «офисе». Все же некоторые вещи нужно разделять. Поговорил с бодрствовавшим Алексом, который сказал, что с такой дистанции снял бы связиста с первого выстрела, даже с ночным прицелом, но вот из-за стекла гарантировать ничего не может. И подтвердил мою мысль о том, что «мак-милланы» пятидесятого калибра сработали бы лучше.

Потом узнал, что неизвестные наблюдатели выходят на связь раз в два часа. Похоже, каждый раз как смена происходит. Надо бы чаще, лучше раз в тридцать минут, но это им лучше, нам все наоборот, хоть бы вообще не выходили в эфир.

На выходе из офиса столкнулся с Теренсом, который был в компании совсем седого человека с седоватой бородой и в толстых очках, которого мне пока еще никто не представлял.

— Есть проблемы, которые надо обсудить.

— Когда? — Теренс явно воспринял заявление всерьез.

— Ну теперь уже когда прилечу, — глянул я на часы. — Не возражаешь?