С гулом поднялась задняя шторка кузова, откуда пахнуло вонью — уборных в фургонах, понятное дело, не было, так что все свои дела пленные делали в обрезки пластиковых канистр.
Кэтфиш с цепи не сорвался, насколько мы в свете фонарей разглядели, он сидел в дальнем от нас углу кузова, при этом вид у него был мрачный, но не подавленный — это видно сразу.
Мы с Джоном вдвоем вскарабкались в кузов. Джон направил на Кэтфиша «тазер», а я, решив никому не перепоручать грязной работы, надел резиновые перчатки и подтащил к выходу его парашу. Надо бы и освободить ее, и заодно избежать риска того, что ее содержимое вдруг полетит в нас. Поэтому содержимое выплеснулось в кювет, а сама половинка канистры осталась пока валяться в пыли, в безопасном удалении от потребителя.
— Я в общем к тебе особо никаких вопросов не имею, — сказал я, стягивая перчатки и подходя к пленному. — Друзья твои по всем вопросам нас уже просветили. У меня только один-единственный к тебе вопрос, на который они ответить затруднились: зачем вы взялись за нами следить? И зачем обстреляли патруль в городе? — Я развел руками, старательно демонстрируя недоумение. — Вы от нас далеко, мы вам совершенно не мешаем, за вами не следили и следить не собирались. Тогда зачем?
Похоже, что вопрос пленного удивил, он ожидал чего-то другого. Но по большому счету вопросов к нему и не было, и лишь этот, который звучал как чистое любопытство и был, по сути, главным. Зачем им это надо? Чего они хотят? Намерения определят дальнейшие действия.
Кэтфиш молчал, и когда я решил, что надо как-то оживить процесс общения, он неожиданно сказал:
— Мужик, это же Грейт-Фоллз, самый, мать его, большой город в этих краях.
— И что?
— Ты это серьезно? — Тут уже Кэтфиш изобразил, пусть и не очень натурально, удивление. — Здесь полно всякого добра, здесь одного горючего и всякого дерьма в хранилище столько, что можно жить сто лет. И вы это место заняли.
— Заняли? — состязание в изображении удивления продолжалось. — Мы не в городе, мы рядом с городом, если ты заметил. И никто никогда никому не заявлял, что это место наше.
А вот тут удивление было настоящим. Такое простое объяснение ему явно не приходило в голову никогда. И в нем проснулось желание спорить. Он даже забыл, похоже, что это допрос:
— Мужик, здесь каждый держит свою территорию. Мы держим, дальше вон «Блэйдз» держат, к северу «Кочевники» обосновались. Никто чужих к себе не пускает, поэтому наш старший сказал присмотреться к вам. Мы и присматривались.
— А зачем патруль в городе обстреляли?
— Это не мы, — сразу сказал Кэтфиш, и вот тут я ему вообще не поверил.
— Вы, я же сказал, что с другими уже побеседовал.
— Это случайно вышло, — решил он отъехать. — Ребята с перепугу, решили, что это за ними приехали.
— Я там сам был, так что не надо, — покачал я головой. — Они начали обстрел, ранили нашего человека.
Сдуру обстреляли, а когда сознались в этом — Кэтфиш стрелков чуть не убил, так двое остальных мне поведали. Но факт есть факт, для нас это casus belli, [48] первый выстрел не за нами. Обстрел, скрытное наблюдение — достаточно.
— А просто договориться с нами не пробовали? — спросил я. — Например, о том, чтобы у вас был свободный доступ в город.
Черта с два я бы им такой доступ предоставил и Теренса бы убедил в том, что делать такого нельзя, но слова ведь сейчас недорого стоят, верно?
— И что, вы бы нас пропустили? — поразился Кэтфиш.
— А почему бы и нет? — на голубом глазу соврал я. — Мы здесь не для того, чтобы держать территорию, у нас ведь совсем другие задачи. И вы это заметили, я думаю.
Пленный растерялся. Мужик он был явно крепкий, но не самый умный, не самая яркая лампочка на новогодней елке, к тому же легко велся на провокации. Что и требовалось. Таких и ломать не надо, просто разозли — и он сам тебе все вывалит.
— Тогда просто платите налог с каждого конвоя, и все, в чем проблема? — задал он вполне логичный, на его взгляд, вопрос.
Я присел на корточки перед ним, чтобы удобней было смотреть ему в глаза. Глаза, кстати, были красными, налитыми кровью после припадка, и красные пятна на лице сейчас бросались в глаза.
— А что взамен? — решил я уточнить.
— Мы бы вас не трогали, — уверенно ответил он.
— А ты нас и так не трогаешь, — улыбнулся я ему. — Сидишь на цепи и не трогаешь. Чем хуже?
Он попытался меня пнуть ногой. Не дотянулся, потому что я этого ожидал. Думал, что плюнет, но он то ли не догадался, то ли во рту у него пересохло — движение какое-то такое губами сделал, но ничего не произошло.
— Когда я до тебя доберусь, задушу тебя твоими же кишками, — сказал Кэтфиш.
— Так ведь не доберешься, — сказал я все с той же улыбкой. — Цепь крепкая, никто тебя отсюда не выпустит, надоест кормить… а мы тебя ведь еще и не кормили пока? — уточнил я. — Так, может, и не будем. И ты тут помрешь. Вот и все. А кишки мои останутся при мне.
— Не останутся, — не пускаясь в подробности, возразил он, похоже, просто из принципа.
— Как скажешь. — Я продолжал улыбаться, понимая, что именно это бесит его сильней всего. — Я просто к чему веду: мы вас не трогали, а вы жест доброй воли приняли за слабость, похоже. Теперь будем… трогать. И все из-за того, что вам своего было мало, хотелось еще и чужого.
Ну и о чем еще его спрашивать? О дислокации банды? О составе? Так об этом и без него рассказали. О планах Сарджа? А откуда они ему известны? Да и поменялись планы наверняка, Сардж на потерю всей разведгруппы наверняка не рассчитывал. Поговорили уже, в общем. Пусть сидит, может быть, понадобится во время переговоров с бандой, потому что теперь переговоры состоятся точно. Хоть за ними ничего и не будет стоять, как я думаю, максимум, для чего они бандитам понадобятся, — для получения информации.
Я выпрыгнул из кузова, подобрал с земли пластиковую емкость и по металлическому полу толкнул в сторону Кэтфиша.
— Пользуйся в свое удовольствие, — сказал я при этом. — Теперь еще и кормить тебя будем, считай, что заслужил. Наполняй.
Постепенно даже в местной жизни появляется какая-то упорядоченность. Дела уже не валятся лавиной на голову, заставляя тебя судорожно выкарабкиваться из-под завала, а как-то более или менее стройно поступают. В общем, в первый раз понял, что удалось растолкать то, что приходит само по себе, и начать заниматься по какому-то плану.
Первая радость — Теренс нашел среди новичков добровольца в пилоты. Молодой парнишка, девятнадцать лет, по его словам, — на вид так и семнадцать дашь с трудом, невысокий, тощий, светловолосый и голубоглазый. Но возраст как раз делу не помеха, было бы желание летать, а его такая идея привела в полный восторг.