Коробочка над аэродромом. Звено перестроилось в тройку. Капитан Овчинников впереди, Светличный справа, Миронов слева.
Увидев нарушителя, Семен аж потряс головой. Не самолет. Автожир. Здоровый, как железнодорожный вагон. Углубляться на территорию Бессарабии руманешты, судя по всему, не собирались. Наворачивали круг за кругом над приграничной полосой, то ли фотографируя систему обороны, то ли проводя рекогносцировку, неся на борту какого-нибудь толстого генерала. Почему именно толстого, Светличный не смог бы сказать точно. Представлял так. Запал в память образ с какой-то газетной карикатуры.
Капитан качнул плоскостями и ушел вправо. Следом пошли на сближение и ведомые. Автожир, дирижабль. Да хоть каракатица летающая! Неважно! Нарушение присутствует. А значит, обязано иметь место и пресечение.
Румын отворачивать в сторону родного Бухареста не собирался. Развернулся навстречу советским самолетам. Прямо на месте. С кургузых крыльцев, нелепо смотрящихся на раздутой туше, сорвались продолговатые предметы, оставляющие за собой густой дымный след.
– «Эрэсы»! – сам себе заорал лейтенант, бросая самолет вниз. Чудом не свалившись в штопор, «миг» ускользнул от дымного следа. Рискуя вывернуть шею, Семен рассмотрел, как в воздухе, там, где сошлись в одной точке советский самолет и румынская ракета, расцветает взрыв.
Летчик снова заорал. Что-то нечленораздельное, больше похожее на рев дикого зверя. Истребитель, выйдя из пике, начал набирать высоту. Руки давили на гашетку так, что побелели пальцы. И никакого эффекта. Трассы выстрелов никак не могли упереться в огромную, неповоротливую на вид машину. Счас! Неповоротливую. Откуда-то сбоку вынырнул краснозвездный самолет, и автожир мгновенно развернулся в его сторону. На фюзеляже «МиГа» четко были видны единица и семерка. «Костя, – мелькнуло в голове, – значит, капитан…» Впереди расплывалось несколько грязных пятен на месте разрывов «эресов».
Младлей творил чудеса высшего пилотажа, неположенные недавнему выпускнику училища. Самолет крутился в воздухе, каким-то чудом уклоняясь от многочисленных трасс огня и не сваливаясь в штопор. Секунды тянулись, как века. «Восемнадцатый» медленно-медленно полз вверх, уже превзойдя автожир по высоте, Костя плавно выписывал зигзуги вокруг автожира, тот неторопливо вертелся, лениво хлестали очереди… Вот одна уперлась в бок «бегемоту»… И ничего, как в пустоту. Автожир чуть вздрогнул и выплюнул еще одну порцию снарядов. Светличный неожиданно понял, что не стреляет. Боекомплект выпустил? Что – весь?! Когда? «миг» Миронова [21] вдруг развалился прямо в воздухе.
– КОСТЯ!!!
Время вернулось к нормальному течению. Навалившуюся вдруг усталость смыла волна ослепляющей ярости. «Значит, пули тебя не берут? Ладно!»
Пальцы сильнее сжали штурвал, и самолет скользнул вниз, к врагу. Навстречу метнулись трассы очередей, по корпусу забило барабанной дробью, но поздно. Поздно! Изрешеченный выстрелами самолет с еще живым, но уже фактически мертвым пилотом всем корпусом смел вращающиеся над автожиром лопасти гигантской мясорубки…
г. Батуми.
Кахабер Вашакидзе, старший лейтенант ПВ НКВД
Кахабер Вашакидзе сидел за столом и внимательно изучал документацию. Для него, послужившего в системе погранстражи Грузии, многое было знакомо. Но кое-что удивляло или казалось устаревшим. Тогда он брал заранее приготовленный листочек бумаги и писал свои соображения, а потом закладывал нужную страницу. Иногда делал перерыв. Обычно в такой момент всплывали воспоминания о поездке за границу, покупке и перегоне машины, пароме и встрече с сослуживцами из прошлого со своей родной заставы, о подвигах которых столько читал раньше. Вот и сейчас вспомнилась встреча с главным чекистом Батуми…
– Товарищ старший лейтенант! Товарищ старший лейтенант!
Рядовой Ломидзе, высунувшись из окна каптерки, кричал, словно Георгий не сидел в пяти метрах от него, а находился на противоположном конце города. Аж уши заложило.
– Что случилось?
– Вас товарищ капитан госбезопасности к телефону требует.
Старлей подошел к окну, забрал у рядового трубку. Провод дотягивался на пределе, но обходить было лень. Да и к чему время терять?
– Старший лейтенант Вашакидзе!
– Каха, – голос начальника городского управления НКВД Тучкова в трубке был слышен хуже, чем орущий Ломидзе. – Там милиция девчонку на берегу задержала. Вроде как из вашего времени. Ты бы съездил в горотдел, проверил, что к чему. У меня Титорчук пошел, но как бы дров не наломал! Бывает у него. Временами…
– И тебе гамарджоба, товарищ капитан! Съезжу, конечно. Время есть. Ломидзе, – отомстил он голосистому дежурному, – ворота открывай!
Открыть ворота – это вам не просто так! Процесс! Засов снять, в сторону отложить, тяжелые створки в стороны развести… Забраться в машину, повернуть ключ и прогреть движок – дело куда более быстрое. Хотя что там прогревать по такой жаре? «Галка», только вчера выгруженная с парома и перегнанная на территорию заставы, радостно заурчала, предвкушая прогулку, и, легко повинуясь хозяину, выкатилась из ворот. В одиночестве пришлось ехать недолго. Цепкий глаз пограничника не пропустил сержанта ГБ Титорчука, целенаправленно шагавшего по Чавчавадзе в одном с Кахой направлении. Притормозил:
– Петро! В горотдел?
– Так точно, товаришу старший лейтенант!
– Садись, подброшу.
Довольный сержант полез в машину. Конечно, идти здесь недолго, но кто же откажется проехаться на машине из будущего? Да и прохлада внутри, всяко лучше жарищи снаружи.
Горотдел встретил сонной тишиной. Только дежурный, позевывающий за конторкой, лениво встрепенулся на звук открывающейся двери, а увидев входящих, даже встал и вытянулся, спросив на ломаном русском:
– Слюшай, за дэвочка, да?
– Ты лучше по-грузински говори, – засмеялся Кахабер.
– Приехали за арестованной, товарищ старший лейтенант? – радостно перешел на родной язык милиционер. – Второй этаж, комната семь. Капитан Тамразов ею занимается!
– Мадлобэли вар, сержанто, – поблагодарил Каха и двинулся к лестнице.
Седьмая комната встретила удивительной картиной. Немаленький канцелярский стол был задвинут в самый угол. На столешницу водружены четыре стула. А большая часть достаточно просторного помещения завалена самыми разнообразными вещами. Туристский рюкзак, две характерные «челночные» сумки, кусок полиэтилена, шерстяные одеяла с черным штампом в углу, обгоревшая консервная банка из-под ананасов, женская и детская одежда, довольно стильная, пара дождевиков из клеенки, кусок толстой веревки, два спасательных жилета, косметичка, пара весел и миниатюрная дамская сумочка. Венчали этот натюрморт полусобранная байдарка, сориентированная из угла в угол комнаты. И матрас у окна, на котором безмятежно спала девушка совершенно невероятной красоты, которую не смогли испортить ни растрепавшаяся прическа, ни пятна морской соли на обветренной коже осунувшегося лица, ни потрескавшиеся губы, ни мешки под глазами. Не говоря уже о грязных потрепанных джинсах, заляпанной бурыми пятнами засохшей крови на рубашке и забинтованных кистях рук. Правая рука обнимала девочку лет семи. Выглядел ребенок точно так же и точно так же дрых без задних ног, уткнувшись носом в высокую грудь девушки.