Стопка приглашений на моем столе все пухла, а разобрать её, даже для того, чтобы написать банальную отписку, руки не доходили. То приезжал купец с дальнего кордона и требовал целлофановых пакетов количеством две подводы, то являлся франт, в духах, бантах и помаде, и заказывал двадцать коробок зефира, то являлся отставной генерал и интересовался наручными часами, механическими, и чтобы с тремя стрелками и день казали.
Официальный прием желающих по пустякам я начал, едва закончил завтрак, и голова шла кругом от обилия подписей, печатей, пожеланий и угроз.
— Заходите. — Отодвинув очередной продленный на год договор, по которому Негоциантский дом Подольских обязался поставлять в местный университет грифельные карандаши и ластики числом в три подводы каждый квартал текущего года, я откинулся в кресле и потер уставшие глаза. Едва полдень, а писанины на столе было, собери её в стопу — и лампочку с нее можно вкручивать.
— Здравствуйте, господин негоциант. — В дверях появился невысокий тщедушный человечек с крысиными чертами лица, комкающий в руках кепку. — Я к вам по поручительству пекаря Маруша из пекарни «Сдобные баранки». Хочется ему с вами контракт заключить на поставку обсыпки для калачей.
— А что же сам Маруш? — удивился я. — Вместо того чтобы самому прийти, проявить уважение к будущему партнеру, посылает своего слугу.
— Батюшка захворал, — вздохнул крысеныш.
— Ах, батюшка, — хохотнул я, окидывая взглядом тщедушную фигурку сына пекаря. — Худоват ты, брат, сильно.
— Это я в матушку, — пояснил крысеныш-сын, еще больше смущаясь и краснея. — Но вы, господин негоциант, не сомневайтесь, дела я вести умею, и выгоды своей не упущу.
— Представьтесь хотя бы, — улыбнулся я. Находиться на таком месте, где ты играешь ведущую роль, приятно, а в моем положении большего начальника, вдвойне. Главное — палку не перегнуть и не перейти на откровенное хамство. До этого-то один шаг.
— Карлан Маруш, — пролепетал мой собеседник.
— Дмитрий. — Встав, я прошел вперед и протянул младшему пекарю руку. — Присаживайтесь. Извините, что за слугу принял, уж больно робко себя вели поначалу.
— Спасибо, — юнец чуть помялся, — Дмитрий. Это ничего, меня всегда не за того принимают. Только нам обсыпка особая нужна. У Римика, что ватрушки на левом берегу печет, обсыпка кружочками и лимонная. Нам же нужна палочками и сердечками, из тех, что на заборах малюют стрелой проткнутыми. Будем розовые баранки печь для барышень и голубые для кавалеров.
— Идея хороша, — согласился я, доставая из ящика стола типовой договор поставки продуктов питания. — Только сложно будет, господин пекарь. Лимонные кружочки они что, брак сплошной, к тому же не нашим домом поставляются. Наши же делают и колечками, и шариками, палочками и сердечками вот теперь займутся, только стоить это будет процентов на десять дороже, чем у ваших прямых конкурентов. Сами понимаете, эксклюзив, особые условия доставки для важных персон.
— И кто же это важные персоны? — тонким обиженным голосом поинтересовался мой собеседник.
— Как кто? — наигранно удивился я. — Вы, конечно. Такие партнеры, как вы, ценятся нашим негоциантским домом, и для них особые условия работы и особые привилегии.
— Да ну, — ахнул сын пекаря.
— Товар подороже, — продолжал я, увидев, как мальчишка плотно садится на крючок, — но и качество в разы лучше, чем у конкурентов. Мы за это отвечаем собственной репутацией, милейший Карлаш.
— Сколько же будет стоить килограмм обсыпки на особых условиях?
— Особой обсыпки, — я поднял палец вверх, — для особых клиентов.
— Так все-таки?
— Десять золотых.
— Много как-то, господин негоциант, — смутился парень. — Батюшка велел больше шести золотых ни в какую не давать.
— Так он что думал, ваш батюшка, — улыбнулся я, — что мы такую же дрянь повезем, как у ватрушечника. Да вы подумайте, прикиньте, что и как, а я пока угощу вас вином с сыром. Вино наше, привезенное, в стеклянных бутылках.
Через двадцать минут обходных маневров я убирал контракт в стол, а слегка захмелевшей пекаренок с брелоком в виде кубика Рубика и шариковой авторучкой вышел за дверь, освещая себе путь лучезарной улыбкой.
Опустившись за стол, я довольно потер руки. Легкие деньги, проще пареной репы. День сегодня задался с самого утра. Сначала замечательно выспался и встал, не страдая похмельем. Вина с коллегами убрали литров шесть, не меньше, а сам свеж и бодр. Воздух, наверное, влияет и здоровая пища, ну а что еще? Теперь вот этот простофиля, поставивший отцовскую печать на контракт, по которому пекарня Маруша обязуется покупать у негоциантского дома обсыпку в форме палочек с сердечками, целый год на тридцать процентов выше рекомендуемого прайса. Красота. Если бы мне попался прожженный торгаш, то вряд ли это дельце я столь блистательно провернул, а вот, кстати, и он, легок на помине.
— Здравствуйте, милейший. — Я лучезарно улыбнулся и, встав, шагнул навстречу очередному посетителю. — За подтяжками пришли?
Мерзкий моросящий дождик испортил все предобеденное настроение. Последним из принятых мной в первой половине дня посетителей был тот самый торговец, что загорелся приобрести столь элегантный и необычный предмет мужского, а иногда и женского гардероба, как банальные и старомодные в нашем мире подтяжки. Ничего запрещенного в них не было, разве что идея, но нам главное начать поставлять, заодно получив официальный патент в городской ратуше, а потом и другие дела пойдут. Работник рынка торговался до зеленых чертей, орал, грозил всеми возможными бедами, заискивал и льстил, и сбил-таки планируемую мной цену почти на тридцать процентов, отчего ушел, сияя как медный грош и показывая в дурацкой улыбке те места, где зубы у него напрочь отсутствовали. Мне же оставалась чистая прибыль в виде ста долларов с каждого изделия, плюс транспортировка, упаковка и, конечно же, изготовление. Тоже неплохо. Могло быть и лучше, да и будет лучше, но потом. Сейчас обед, а за обедом дела.
Выйдя на крыльцо, я приказал подать носилки с балдахином и закурил первую за этот день сигарету. К ноющей боли в бедре присовокупилось легкое головокружение от продолжительного табачного голодания.
— Господин негоциант! — От ворот, перепрыгивая лужи и размахивая руками, ко мне бежал Дирек. Некоторые лужи он ловко перескакивал, но другие были ему не по силам, и, наконец, вымокнув в одной, особенно глубокой, он оказался рядом. — Господин негоциант, — на этот раз вполголоса поделился Аморис, — со всеми договорился, но имени вашего, разумеется, не называл. Это пока легко, так как не все еще знают, что, освободившись от виселицы, я прямиком попал к вам в помощники.
— Молодец, — улыбнулся я и протянул Аморису серебряную монету, которая тут же исчезла в бездонных карманах бывшего портняжки. — Сколько людей пожелали отобедать?
— Шестеро, — сообщил мастеровой. — Все бывшие сыскные стражники, в основном по болезни ушедшие, либо от пьянства. Денег у них негусто, ведь ничего кроме службы в головах никогда не было, а в армию по понятным соображениям никто не возьмет. Там здоровые и непьющие нужны, ну, по крайней мере, на первое время. В кабаке, что вы указали, был, обо всем распорядился.