— Курва! — завизжал он. — Больно!
— Больно? А ей не больно? — Я заехала ему снова. — Сволочь! Угробил женщину, а теперь ему больно!
Я пинала его и пинала, сжав кулаки и ругаясь так, как никогда сроду не ругалась. Парень извивался, пытался освободиться, крыл меня матом, еще более изощренным, чем моя ругань. И когда я почти лишилась сил, все равно ухватила его за шиворот и приложила напоследок мордой к валежине. Он охнул и затих, только всхлипывал тихонько и скулил, мотая головой. Из разбитого носа текла кровь, но при виде ее я внезапно пришла в себя.
— Сука! Бешеная сука! — вяло ругнулся бывший охранник. — Порвут и тебя, и мужика твоего долбанного…
Я подхватила сучок и замахнулась.
— Анна! Анна Андреевна! Прекратите!
Кто-то подскочил ко мне сзади, поймал за руки и вырвал из них дубинку. Я оглянулась. Это был Хрусталев. Я тупо уставилась на него, вовсе ничего не понимая! На самом ли деле я вижу майора, или у меня окончательно поехала крыша? Но тут со стороны леса послышались крики, я отвела взгляд от Хрусталева, и заметила еще несколько человек, и среди них Суворова. Он толкал перед собой Людмилу, растрепанную, в порванной рубахе. Ее длинная юбка была располосована по всей длине, и обнажала полное бедро все в синяках и ссадинах. Удерживая Людмилу одной рукой за плечо, другой за связанные за спиной руки, Суворов, не слишком вежливо пихнул мою ласковую подругу на освещенную фарами поляну, а сам присел в стороне на пенек и закурил. Я попыталась поймать его взгляд, но он, казалось, намеренно смотрел себе под ноги и жадно курил.
Хрусталев отошел от меня и смерил Людмилу веселым взглядом.
— Здрассте, здрассте, мадам! — проговорил он игриво. — Долго мы вас ловили, да подловить не могли. Смотрим, а вы уже и сами попались!
Людмила молчала, не поднимая головы.
— Люда, как же ты могла? — я подошла к ней. — Зачем ты…
Она выстрелила в меня ненавидящим взглядом, сплюнула, и отвела глаза в сторону.
— Отойдите, отойдите, гражданка! — оттеснил меня Хрусталев. — Теперь это наша забота ей вопросы задавать.
К нам подошел Суворов. На руках он держал ребенка, а я не заметила, когда он успел забрать его из машины.
— Майор, — сказал он, — мальчика надо срочно доставить в больницу. Эти мерзавцы усыпили его эфиром.
— Сейчас! — Хрусталев повернулся к парням, которые занимались каждый своим делом: одни осматривали место происшествия, вторые, вероятно, врач и следователь прокуратуры, — труп Марины, третий фотографировал, и все они что-то записывали и живо между собой обсуждали. — Алексей! — окликнул майор одного из них. — Садись с этими товарищами в машину, и живо в Курякино. Там есть фельдшерский пункт.
Я узнала парня. Это был тот самый оперативник в голубых джинсах, который опекал меня в офисе «Золотой Антилопы».
— Оперативно работаете! — Сказала я. — Не ожидала такой прыти от нашей славной милиции!
Хрусталев язвительно хмыкнул, покосился на меня, но ничего не сказал, а подошел к Геннадию и склонился над ним.
— И кто ж тебя так ухайдокал, голубь ты наш сызокрылый? — ласково спросил он и потрепал его по плечу.
— Сука эта! Взбесилась прямо! — Геннадий зыркнул на меня исподлобья.
— Нехорошо, Анна Андреевна, — покачал головой Хрусталев. — Такую красоту испортили! Нос набок свернули! Как теперь жить будешь Касьянов с кривым носом?
Тот замолчал и отвернулся. А Хрусталев снова подошел ко мне и обратился уже не столь любезно, как прежде, видно, обиделся за милицию:
— Отвезете ребенка в Курякино, и немедленно возвращайтесь в Озерки. У нас к вам тоже много вопросов, равно как и к вашему кавалеру.
И он кивнул на Суворова, который, продолжая держать на руках ребенка, разговаривал с одним из оперативников, а тот что-то быстро записывал в большой блокнот.
— Так он разве не с вами?
— Нет, он с вами! — усмехнулся Хрусталев. — Но очень инициативный товарищ!
— Но как же вы нашли нас? — Я была потрясена до глубины души, ведь ни разу за этот день я не заметила за собой слежки.
— Свои секреты не выдаем, — подмигнул мне Хрусталев и внезапно добавил: — А вы смелая дамочка! Уважаю! Уважаю! Только придется взыскать с вас стоимость бензина, который мои ребята сожгли по вашей вине. Что ж вы так колбасили по городу? Нехорошо! Надо по прямой ездить, а не по закоулкам.
Я с недоумением смотрела на него, не понимая, шутит ли он, а то ли и впрямь предъявляет претензии? Но Хрусталев засмеялся, и я поняла: шутит! Ночью, по сравнению с сегодняшним утром, настроение у майора существенно улучшилось.
— Вы что-то узнали про Сергея? — спросила я быстро.
— Пока нет, — Хрусталев вмиг стал серьезным, — вы же нам столько задачек подкинули. — Он внимательно посмотрел на меня и, кажется, сжалился, потому что произнес чуть мягче: — Не беспокойтесь, теперь вашему мужу ничего не грозит. Есть информация, что сейчас он в Москве. Улетел через Новосибирск.
— А говорите, ничего не узнали, — с облегчением сказала я. — Самое главное, что он жив и здоров!
— А я о чем говорю? — оживился Хрусталев. — Вернется, все вам расскажет, повинится, вы его простите, а скоро и про всю эту гадость забудете. — Он обвел рукой поляну. — Так что поезжайте пока в Курякино!
— Вы ошибаетесь, я ничего не забуду! Нормальный человек на такое не способен! А я пока нормальный человек! — Я с негодованием посмотрела на Хрусталева. — И все вы врете! Сережа домой не вернется, потому что вы его повяжете еще у трапа самолета! Я знаю, он виноват уже в том, что такое случилось! — Я кивнула на труп Марины. — И это конкретно из памяти не выбросишь? А ребенок, что прикажете делать с ребенком? Сдать его в детдом при живом отце?
Не дожидаясь ответа, я развернулась и направилась к Суворову, который шел мне навстречу, прижимая к себе малыша. Теперь мальчик был завернут в одеяльце, а знакомый мне оперативник Алексей держал в руках пакет, из которого выглядывали упаковка памперсов и несколько бутылочек с сосками.
— Вот, полный боекомплект, — бодро заявил Алексей и протянул мне пакет. — Нашел рядом с машиной. Проснется парнишка и сразу зажует, что ему положено, по полной программе!
В город мы возвращались не через Озерки, а через Курякино. Село, бывшая казачья станица, оказалось чистеньким и уютным, с добротными избами и ухоженными огородами, добрую часть которых занимали плантации садовой клубники. Оно вытянулось километров на пять вдоль трассы, и здесь нашелся не только фельдшерский пункт, но и приличная больница, даже с детским, на десять коек отделением. Мальчика мы оставили на попечение врачей, я уже знала, что его зовут Дениской, и ему почти шесть месяцев отроду. Все эти сведения я почерпнула из свидетельства о рождение малыша, которое оперативники обнаружили в сумочке Марины. Она валялась на полу «Нивы».