— Я не намерена отвечать на ваши любезности, — уже более спокойно произнесла графиня, но ледяным тоном, который обычно предвещал крупные неприятности всем, посмевшим нарушить порядки, установленные в «Антике с гвоздикой».
Но на барона он не произвел никакого впечатления.
— Я бы на вашем месте, Наталья Кирилловна, не поступал так опрометчиво, — произнес он вкрадчиво. Рот его перекосило. И непонятно было, то ли он улыбается, то ли кривит его в злобной ухмылке. При этом лицо его стало еще безобразнее. — Пробелы в вашем воспитании не позволили нам обговорить в Белореченске условия нашей дальнейшей встречи, — продолжал он в той же манере, — вы, ma petite, позволили себе высокомерный и грубый тон, что крайне огорчило меня. А ведь у нас есть что обсудить. — Его рот опять повело в сторону, и он кивком головы показал на слуг, отважно держащих оборону на пороге «Антика с гвоздикой». — Неужели вам хочется вести разговор при этих мужланах? В отличие от вас, я бы предпочел обойтись пока без свидетелей. Причем это скорее не в моих, а в ваших интересах.
Графиня побледнела. И барон заметил это. Теперь его голос звучал увереннее. Он уже не просил, он приказывал:
— Извольте пригласить меня в свой кабинет! Я не займу у вас много времени. Но вопрос не терпит отлагательства. И если вы откажетесь выслушать меня, я найду того, кто выслушает меня с величайшим удовольствием. Но, сами понимаете, последствия для вас будут непредсказуемыми. Вернее, самыми печальными, какие только можно себе представить.
— Я знала, что вы изрядный мерзавец, — сказала Наталья устало, — но вы гораздо страшнее, чем я себе представляла. Честно сказать, я уже не раз пожалела, что в тот раз у меня не оказалось под рукой пистолета. Удар кочергой слишком слаб для вашей чугунной головы.
— Я рад, что память ваша не пострадала, Наталья Кирилловна, раз вы до сих пор помните столь милые подробности. Но кое-что вы действительно запамятовали, и я просто сгораю от нетерпения напомнить вам некоторые подробности вашей семейной жизни.
Графиня отметила неподдельный интерес на физиономиях своих лакеев и поспешила завершить разговор, который грозил вскоре стать достоянием всей округи.
— Хорошо, я согласна! Но могу позволить вам не больше двадцати минут. Я не хочу, чтобы мой сын и сестра узнали о вашем визите, — сказала графиня сухо и приказала Даниле: — Проводи господина барона в мой кабинет. — И прежде чем фон Кромм сделал первый шаг, заявила непререкаемым тоном: — Извольте просить вашего кучера покинуть усадьбу. Я не желаю видеть вашу колымагу рядом с моими цветниками.
Барон что-то резко выкрикнул по-немецки. И его рыжий слуга опять полез на облучок…
В кабинете графиня прошла за большой, крытый синим сукном стол и опустилась в кресло, тем самым подчеркнув свое хозяйское положение. Она не предложила барону сесть, и он остался стоять. И чтобы не уронить собственного достоинства, принялся расхаживать взад-вперед по кабинету, скрестив за спиной руки с зажатой в них шляпой. Графиня молча наблюдала за ним. Лицо ее приняло отстраненно-высокомерное выражение, но под столом она крепко сцепила пальцы, чтобы унять дрожь в руках. Ни в коей мере она не должна показать этому ничтожному человечишке, что испугана.
— Дорогая Наталья Кирилловна, — вещал между тем барон, — совсем недавно я вернулся из дальнего путешествия на родину, и, знаете, так вдруг потянуло в эти места, так повлекло, что я, не думая долго, сорвался из столицы и скоренько-скоренько направился в «Антик». Я несказанно обрадовался нашей встрече в гостинице. Поверьте, я не помню зла и даже забыл то обстоятельство, что в ответ на мои теплые чувства вы пытались размозжить мне голову кочергой…
— Изъясняйтесь короче, барон, — перебила его графиня. — Все эти прелюдии мне не интересны. И вы напрасно рассчитывали на гостеприимство. Ни один из тех грязных негодяев, что проживали здесь при моем покойном муже, не переступит порог моего дома. Я сделала для вас исключение, чтобы вы сообщили об этом своим мерзким приятелям. С сегодняшнего дня мои сторожа будут стрелять в каждого, кто приблизится к воротам усадьбы ближе, чем на десять шагов.
— Фу, графиня, как низко! — покачал головой барон, и голос его утратил слащавые нотки. — В моих силах сорвать некоторые покровы с вашей семейной жизни, графиня! И это не пустые угрозы! У меня есть кое-какие бумаги и парочка свидетелей, которые на Библии поклянутся в чем угодно. Вы отказали мне в доме, но может так статься, что вскоре вам придется расстаться не только с «Антиком», но и с титулом. А вы ведь уже забыли, что такое нищета, иначе не отказали бы бедному страннику!
— Что вы хотите? — спросила графиня быстро. — Что вы еще замыслили?
— Я просто хочу восстановить справедливость, — барон склонился в поклоне. — Бог мне поможет расставить все по своим местам. Но я, возможно, вручу эти бумаги вам в обмен… — Он сделал паузу и с торжеством посмотрел на графиню, — в обмен на триста тысяч золотом и… руку вашей сестры. Согласитесь, графиня, это не слишком великая плата за мое молчание. Вы лишитесь во много раз большего, если вздумаете отказать мне!
Графиня поднялась из-за стола. На фоне темных дубовых панелей ее лицо казалось особенно бледным.
— Вон! — прошептала она, задыхаясь. — Вон! — и принялась шарить рукой по столешнице, словно пыталась отыскать что-нибудь, чтобы запустить этим в барона.
Фон Кромм отступил к порогу и, следя боязливо за ее рукой, успел сказать прежде, чем за его спиной появились два лакея во главе с Данилой:
— Не делайте опрометчивых заявлений, графиня. Барон фон Кромм не из тех, кто прощает оскорбления. Я человек не злопамятный, отомщу и забуду, но вы меня вовек не забудете! Это я вам обещаю!
Данила схватил его за руки, но барон неожиданно ловко вывернулся из его крепких объятий. Теперь он был в ярости и уже не источал елей, а кричал так, что его было слышно внизу:
— Грязная сука! Ты еще попляшешь под мою дудку! Ты еще будешь ползать у меня в ногах и заплатишь мне гораздо больше! Гораздо больше, чем сама себе представляешь!
Лакеи потащили барона вниз. А он безобразно ругался и посылал проклятия на голову графини. Данила уже у самых ворот отвесил ему оплеуху. Барон покатился по земле. Навстречу ему с облучка бросился рыжий верзила. Фридрих помог подняться хозяину с земли, отряхнул песок с его плаща, подал шляпу. И вдруг неожиданно для лакеев и сторожей бросился на них с кулаками. Но один из сторожей направил на него штуцер, и громила, что-то гневно выкрикивая по-немецки, отступил вслед за бароном к экипажу. Через пару минут карета скрылась за поворотом. Графиня отошла от окна. Рука ее потянула из-за корсета медальон. Приложив его к губам, она вдруг застонала, тоскливо и безнадежно. Впервые за последние годы она не знала, как поступить. И даже ссора с князем показалась сейчас ей пустой забавой, детской игрой в солдатики.
Карета барона некоторое время двигалась по землям графини, пока не достигла границ поместья. Дальше начинались угодья Караваева. В этом месте барон приказал кучеру остановиться. Фридрих отвязал от кольца в задке кареты поводья столь же рыжего, как и он, жеребца. Барон вскочил на лошадь и приказал слуге следовать дальше. Фридрих подчинился, лишь что-то сердито пробормотал фон Кромму вслед. Видно, пенял барину за беспечность. Ведь им только что чуть не накостыляли по шее.