Загляни сейчас кто-нибудь в беседку, глазам бы не поверил. Бабка-черница исступленно целовала барышню, а ее рука нежно ласкала обнаженную грудь девушки. Ксения же вообще не понимала, что с ней происходит, потому что представить себе не могла, насколько упоительны и желанны ласки любимого человека.
Вернуло их к действительности легкое покашливание из дальних кустов. Марфуша была на страже. Влюбленные испуганно отпрянули друг от друга. Ксения принялась застегивать пуговицы лифа, Аркадий поправлял съехавший набок платок.
— Аркаша, — первой пришла в себя Ксения, — что случилось? Как ты здесь оказался? Почему в таком наряде?
— Нам с князем почудилось, что графиня кем-то чрезвычайно напугана. Вот и решили проникнуть таким образом в ее секреты. Тебя же она в них не посвятила?
— Нет, конечно! Но разве тебе удалось их выведать!
— Чтобы бравый гусар да не выведал дамские секреты? — улыбнулся Аркадий. — Гусар — он в любом возрасте и в любом обличье гусар!
— Но это же нечестно! Если Наташа узнает, что мы ее обманули, будет еще хуже. Она рассердится и не позволит нам обвенчаться.
— Об этом маскараде она может не узнать, — вполне резонно заметил Аркадий, — но зато нам теперь известно, почему так испугалась графиня и чего хочет барон.
— Опять этот барон? Так я и знала! — вскрикнула Ксюша и в испуге закрыла рот ладонью.
Аркадий выглянул из беседки, Марфуша подавала какие-то знаки рукой. И он поспешно обнял Ксению и поцеловал в щеку.
— Беги в дом, Марфуша чем-то встревожена. А я уйду кустами. А вечером не закрывай окно, я приду, и мы обо всем поговорим.
— Но это неприлично! — охнула Ксения.
— Конечно, если кто-то об этом узнает, — улыбнулся Аркадий, — но ты же не станешь посвящать сестру в свои секреты?
— Не буду! — Ксения улыбнулась и выскользнула из беседки.
Аркадий проследил за тем, как она встретилась с Марфушей. Девушки быстро о чем-то пошептались и разбежались в разные стороны. Тогда Аркадий потуже завязал платок на голове, одернул рясу, перемахнул через перильца, почти не коснувшись их руками, и мгновенно исчез в кустах. Через несколько минут из зарослей лещины недалеко от людской с трудом выползла черница. Едва переставляя ноги, она добрела до крыльца и опустилась на него в изнеможении. Тотчас из дверей выглянула Глафира, всплеснула руками и крикнула лакеев. Два дюжих молодца чуть не на руках внесли бабушку в людскую, где ее уже ждала миска щей и кусок свежего хлеба.
Черница перекрестилась на образа и принялась за еду. Глафира сидела напротив ее и с обожанием смотрела на бабушку, терпеливо дожидаясь своей очереди. Она окончательно уверилась в том, что черница и впрямь была кудесницей, если графиня после разговора с ней повеселела и велела к обеду приготовить ей новое платье.
Графиня проснулась внезапно, как от удара. Все эти дни она жила настороже, и ее мозг находился в состоянии постоянной боевой готовности. Вот и сейчас он среагировал то ли на резкий звук, то ли на крик. Но как Наташа ни прислушивалась, ничего подозрительного не услышала. Тишина царила в доме — глухая, вязкая, опасная, но графиня отнесла свои ощущения на счет усталости и хронического недосыпания.
Она уже по привычке за полночь ушла из кабинета и долго не могла заснуть. Тревожные предчувствия, несмотря на уверения черницы, продолжали рвать ее душу. Наташа не находила себе места. И все же усталость наконец сморила ее, и она забылась в странном полусне, в котором реальность переплелась с рожденными ее сознанием монстрами — отголоском тех тревог, которые не давали ей покоя с момента встречи с бароном на гостиничном крыльце.
Наташа металась в постели, вскрикивала, и когда вдруг проснулась, подушка была мокрой от слез. Графиня постаралась выбросить из головы воспоминания о случившемся с ней в «Храме любви». Но первая мысль, которая посетила ее, была не о Павлике или своем незавидном положении, а о князе. И она поняла, что более всего боялась не разоблачения, не потрясений, связанных с этим крайне неприятным событием, а того, что князь будет потерян для нее навсегда.
Графиня села на постели и закуталась в шаль. В спальне было темно. Снаружи изредка доносился далекий брех собак. За окном метались тени деревьев, в стекла стучали капли дождя.
«Опять дождь!» — подумала Наталья тоскливо. Неясное беспокойство мешало ей сосредоточиться на одной мысли. Вероятно, это было связано с тем, что она до сих пор не нашла достойного выхода и не знала, как заставить барона отказаться от своих притязаний. Графиня отдавала должное его хитрому, изворотливому уму и предполагала, что фон Кромм понимает, что в случае потери ею состояния он тоже не получит ни копейки. Поэтому он вряд ли решится на открытое разоблачение. Скорее всего, ему нужны деньги, и только деньги. Но где гарантия, что, единожды удовлетворив его запросы, она не попадется в липкие сети кровожадного паука, который будет тянуть из нее соки всю жизнь?
Наташа зажгла свечи в шандале [22] , который стоял на столике в ее будуаре, и, накинув халат, вышла из спальни.
Дом спал. Она направилась в другое крыло, где располагались детская и спальня сестры, отметив, что никто из лакеев не попался ей по дороге. «Спят, мерзавцы!» — подумала графиня рассерженно и ускорила шаг. Беспокойство переросло в тревогу. Что-то не так было в ее доме, и она еще не понимала, что именно!
Она миновала гостиную. Дверь ее была приоткрыта, и Наталья почувствовала, как по ногам потянуло холодом. Она замедлила шаг и тотчас поняла причину сквозняка. Высокие стеклянные двери, те самые, сквозь которые она любила наблюдать за озером, сейчас были распахнуты настежь, шторы пузырил ветер, и они были мокрыми от дождя. На полу виднелись лужи воды и — о ужас — грязные следы, оставленные явно мужской ногой.
Наташа схватилась за горло, только бы не заголосить от ужаса, и опрометью выскочила из гостиной. Все вокруг словно вымерло, и это тогда, когда она строго-настрого приказала Корниле охранять дом не только снаружи, но и внутри.
Будь это в ее воле, она бы бегом преодолела расстояние до детской. Но почти все светильники в этом крыле были по непонятной причине погашены, что только подтвердило ее подозрение — в доме случилось неладное. Графиня спешила, но оставшиеся свечи могли погаснуть, и она боялась остаться в кромешной темноте.
«Павлик! Павлик! — шептала она. — Только бы ничего не случилось!»
До детской оставалось совсем немного, когда яростный крик разорвал тишину дома. Кричал мужчина, затем совершенно дико завизжала женщина, и что-то с шумом покатилось по полу…
Забыв про все на свете, графиня со всех ног бросилась на крики. В руках она сжимала шандал с потухшими свечами, но путь ей указывало маячившее впереди световое пятно. Там трещала и валилась с грохотом мебель, слышались звуки борьбы и метались по стенам взбесившиеся тени.