— А по мне, так самый обыкновенный разбой. Всем финажки нужны, чтобы весело жить, только одни не скрывают своей корысти, а другие с вывертом, с идеями всякими в пустой голове эту самую, как ее, эксприя… тьфу на нее! выдумывают! А итог один — каторга да острог! — Иван с интересом посмотрел на Алексея. — Только откуда эта девица такие мудреные слова знает? Уж не с ее ли подачи атаман лихой шайки объявился? Как ты думаешь?
— Думаю, не помешает проверить! — согласился Алексей. — Возможно, этот Ворон свил гнездо в купеческом доме.
Посуди сам, деньги потребовали у купца, дочь которого знает, что такое экспроприация. Скажи, много у нас в городе имеется девиц, чтобы смогли бы это слово не просто без запинки выговорить, а объяснить его значение?
— Точно, Алешка! Верно заметил! Надо Ворона в семье искать или в друзьях этой слишком умной барышни. Пошлюка я не двух, а трех агентов. Пускай проверят вдобавок ко всему, с кем дочь купца якшается. Может, у нее есть жених какой или воздыхатель?
— И наверняка из бедных, — снова высказал свое соображение Алексей, — и как бы эта девица не вздумала с ним бежать! Ведь для каких-то целей им деньги понадобились?
— Твоя правда! — оживился Иван и глубокомысленно заметил:
— Очень меня, Алешка, его дочь заинтересовала.
Теперь я почти на все сто уверен, что Карпу Лукичу искать заговор надо в собственном доме. — Он покачал головой и удрученно крякнул:
— И что за детки нынче пошли? Надо ж было такое придумать, собственного папашу обчистить! Но все-таки не стоит сбрасывать со счетов и Ворона. А вдруг и правда новая банда объявилась?
— Не верится мне что-то про банду, — пожал плечами Алексей. — Несерьезно как-то действуют. Скелеты, гробы…
Как в дешевых книжонках…
— Постой, постой! — перебил его Иван и взял в руки подметное письмо. Некоторое время рассматривал его так и этак, потом покачал головой. — Сдается мне, где-то я эти шкилвты недавно видел. И три свечи… — Не выпуская из рук письма, он подошел к несгораемому шкафу с секретными бумагами и открыл его. — Ну вот! — сказал он и с торжеством извлек на свет тонкую книжонку, напечатанную на дешевой бумаге с жирным черным рисунком на обложке. — Вот тебе и шкилеты, вот тебе и гроб, вот тебе и три свечи. Прямо один в один срисовано.
Алексей взял из его рук письмо и книжку. Заголовок ее гласил: Замечательные похождения бывшего графа, ставшего по воле рока Черным Вороном — лихим атаманом шайки благородных разбойников, и его смертельная любовь к персидской царевне Замире. Здесь же присутствовал и сам атаман в русском кафтане, с довольно свирепым лицом, с роскошными усами и кинжалом в правой руке. Левой он прижимал к себе девицу в шароварах и прозрачном покрывале на голове. У нее была осиная талия, глаза на добрую половину лица и крошечный ротик. Без всякого сомнения, часть рисунков на письме и на обложке очень сильно смахивали друг на друга.
— Откуда у тебя эта книжонка? — поинтересовался Алексей и вернул вещественные доказательства Ивану.
Тот рассмеялся:
— От старшого своего спрятал. Домашнее задание не выполняет, «неудов» в гимназии нахватал, а мать говорит: «Митенька каждый день допоздна только и делает, что книжки читает». Она же не ведает, что это за чтиво. Тогда я за него взялся, заглянул к нему в стол, а там подобная дребедень, каждой — полкопейки цена. Ну, я парню уши надрал, чтобы знал, чем на самом деле следует заниматься, а книжонки с собой забрал. Видишь, дерьмо, а на доброе дело сгодилось.
— В каком классе твой старший, в пятом? — спросил Алексей. — Кажется мне, что здесь кое-кто того же возраста замешан. Надо, Ваня, меньшую барышню тоже проверить.
Слово «экспроприация» ей вряд ли известно, но чем черт не шутит, когда господь спит?
— Понял, — кивнул головой Иван, — только больше трех агентов нам негде взять, придется им задание увеличить, пускай за младшей тоже походят, приглядятся как следует. — Он взглянул на часы, и глаза его полезли на лоб. — Черт побери! Уже пятый час, а у меня ни у шубы рукав. А я еще хотел до темноты к озеру проехать, посмотреть, где засаду лучше устроить.
— Вместе поедем, — сказал Алексей, — а теперь давай поступим таким образом: я делаю сводку, а ты пишешь донесение Федору Михайловичу по поводу Полиндеева. Пусть знает, что мы без толку не сидели.
Иван, обрадованный таким поворотом событий, просиял и прихлопнул в ладоши.
— Ну, удружил, Алешка, право слово, удружил! Я это донесение вмиг составлю и с агентами поговорю, решим, кого выставить для наблюдения. А тебе слово даю, июньская сводка за мной.
— Июльская и августовская… — уточнил Алексей. — Иначе передумаю!
— Ладно, — вздохнул покорно Иван и печально добавил:
— Сдается мне, ты фармазон почище того Черного Ворона будешь, туды его в болото.
Целый час приятели работали, не отвлекаясь на посторонние дела, даже заперли дверь, в которую стучали кулаком чуть ли ни каждые десять минут. Но сыщики не отзывались, потому как понимали: если не напишут бумаги, то получат приличный нагоняй от Тартищева. И еще они знали: если стучат кулаком, то происшествие на сей раз малое или средней тяжести, но если станут бить ногой и кричать во весь голос, значит, случилось что-то из ряда вон выходящее.
В четыре руки и в две головы дело спорилось, и с бумагами они разобрались гораздо быстрее, чем рассчитывали.
О том, что Иван первым покончил с донесением, подтвердило его довольное мурлыкание, а затем и песня, которую он затянул во весь голос:
Дорогая, хорошая,
Ты дружком моим брошена,
Ты дружком моим брошена,
Ну а я подобрал.
Травы буйные скошены, -
подхватил следом Алексей и показал Ивану большой палец, дескать, отлично сработали. И приятели грянули уже в два голоса:
Дорогая, хорошая,
Дорогая, хорошая,
Я про все забывал…
Они пели так самозабвенно и с таким чувством, что не заметили, как открылась и закрылась дверь кабинета.
— Тэ-эк-с! — раздался за их спинами слишком знакомый голос. — Спеваем! По какому поводу, интересно знать?
Сыщики вскочили и вытянулись по стойке «смирно». Федор Михайлович Тартищев, которого они ждали только через два дня, запыленный и усталый, возник на пороге их убежища, а они прошляпили сей немаловажный момент, потому как не учли, что у начальства есть ключи от всех кабинетов.
Тартищев принюхался и подозрительно покосился на стол, на котором ничего, кроме бумаг, не было.
— На трезвую голову голосите, что ли? — поинтересовался Федор Михайлович, опускаясь в единственное кресло.
Оно предназначалось для особо важных посетителей, но большей частью им пользовался Тартищев, если по какой-то надобности заглядывал к своим агентам.