Согласно вышесказанному полностью признаю свою вину и готов понести любое самое строгое наказание.
Старший агент сыскной полиции Поляков Алексей Дмитриевич.
Донесение составлено и зарегистрировано в канцелярии полицейского управления г. Североеланска за № 1237/14 от 12 июня 1892 года.
— Н-да-с! — произнес задумчиво начальник сыскной полиции Федор Михайлович Тартищев и глянул исподлобья на застывшего перед ним по стойке «смирно» Алексея. — Напортачил ты, голубь мой, изрядно. И наказать я тебя должен не меньше, чем недельным арестом, но кто служить будет?
И кто ловить этих злоумышленников обязан, если каждому в отделении определено свое задание? Так что езжай домой, приведи себя в порядок, отоспись, а завтра опять на службу.
Но гауптвахта за тобой — как только разделаемся с делами, отсидишь свое от звонка до звонка.
— Слушаюсь! — Алексей поднес руку к козырьку. — Разрешите идти?
— Иди! — кивнул головой Тартищев. — Завтра с утра представишь мне подробный план розыскных действий по убийству гувернантки и ее ребенка, а также по разработке мельника и его семейства. И Павлину тоже следует раскрутить, наверняка старая ведьма в курсе, кто провизию девке приносил и кто ее так ловко умыкнул из-под носа у полиции…
Через час, встретившись с Вавиловым, Алексей обсудил с ним кое-какие дела, рассказал о своем глупейшем, недостойном старшего агента уголовного сыска проступке, получил от него порцию ехидных, но вполне справедливых замечаний и вышел на крыльцо управления полиции в надежде быстро поймать извозчика и наконец-то отправиться домой. Каково же было его удивление, когда на противоположной стороне улицы он заметил знакомую коляску с поднятым верхом, а на подходе к ней различил доносившийся из нее молодецкий храп.
— Илья! — постучал он по кожаному верху экипажа. — Почему не уехал?
— Дак вас дожидался! — Протирая заспанные глаза, Илья вылез из коляски. — Думал, шум начнется, приду, расскажу, что и как случилось на самом деле!
— Против нашего шума никакие рассказы не помогут, — усмехнулся Алексей, — но за сочувствие спасибо!
— Что, сильно попало? — осторожно справился Илья.
— Сильно, но не смертельно! Чуть на гауптвахту не загремел, но временно обошлось. Отсижу, когда с делами покончу.
А сейчас вот домой отпустили. Довезешь? Тут недалеко!
— Довезу! Чего не довезти, — согласился Илья. — Я вас потому и поджидал. Думал, отпустят Алексея Дмитрича, я его мигом домчу.
— Спасибо! — поблагодарил его Алексей, поднимаясь в коляску, и повинился:
— Прости, не удалось сегодня насчет тебя поговорить. Но я не забыл, как только начальство перестанет ворчать, при первом же удобном случае замолвлю за тебя словечко!
— Премного благодарны! — Илья приложил руку к сердцу. — Сегодня и не стоило про меня вспоминать, а то б сказали, что за растяпу вы рекомендуете, которого брюхатая девка вокруг пальца обвела!
— Это не она обвела, а тот, от кого она ребенка прижила.
Хитрый, стервец, и очень опасный.
— Знаете, Алексей Дмитрич, — Илья смущенно улыбнулся, — у меня руки зачесались схватить этого ловчилу. Не люблю я наглецов, а он, по-моему, атаман среди них.
— Это ты метко заметил! — улыбнулся в ответ Алексей. — У меня тоже руки чешутся на этого негодяя. Вот только неуловимый он пока, везде на несколько шагов нас опережает. И главное, никто не знает, кто он такой на самом деле и откуда в наших краях появился.
— Да-а! Задачка! — сочувственно молвил Илья и дернул поводья, принуждая лошадь тронуться с места.
Дом Алексея, в котором он проживал со своей старой нянькой Ненилой, кухаркой, горничной и рабочей по дому, находился всего в трех улицах от управления полиции. Он и подбирался с таким умыслом, чтобы в любое время суток можно было добраться до службы пешком. Поэтому коляска остановилась возле парадного подъезда через десять минут.
— Я свое слово помню, — сказал на прощание Алексей, — на днях поговорю с Федором Михайловичем. Я слышал, у нас есть вакансии. Только как у тебя с грамотой?
— Два класса церковно-приходской школы закончил с похвальным листом, — с гордостью ответил Илья, — и два земской, после батя забрал, сказал, что шибко учить — только портить! Но грамота в солдатах помогла! Вишь, до унтера дослужился!
— Верно, не только грамота… Но в нашем деле без нее не обойтись. Много всяких бумаг приходится писать, — усмехнулся Алексей, вспомнив вдруг, как недавно Иван пыхтел над сводкой.
— Дак я, по правде, отвык уже буквы писать, но ничего, попрошу дочку, пусть экзамен мне учинит, диктовку напишу, или че она удумает. Смеху-то будет, смеху! — Илья с надеждой посмотрел на Алексея. — Так я ждать буду!
— Не беспокойся, — Алексей пожал ему руку, — скажи только: где тебя искать?
— А на бирже у фонтана. Если не будет, спросите, когда вернусь. Номер у меня двадцать три, а фамилия Тимофеев.
Алексей вскинул руку к козырьку:
— До встречи, Илья!
— До встречи! — эхом отозвался возница и лихо щелкнул каблуками. — Унтер-офицер Тимофеев завсегда к вашим услугам…
Нянька встретила Алексея у порога, словно специально стояла под дверью, но скорее всего заметила его из окна и успела спуститься в прихожую в то время, пока он разговаривал с Ильей.
— Алеша! Сынок! — всплеснула Ненила руками. — Чтой-то припозднился, голубчик! Я всю ночь не спала. Богу молилась, чтобы не случилось чего!
— Няня, — посмотрел на нее укоризненно Алексей. — Я ведь не впервой задерживаюсь. Служба такая, четкого регламента не имеет!
— Служба! Служба! И что это за напасть такая? — привычно заворчала нянька. — Ни поесть тебе как следует, ни поспать! Жениться и то некогда!
— Опять ты за свое! — с досадой произнес Алексей. — Какая женитьба? Мне неделю сроку дали, чтобы все дела расхлебать.
— Ну вот, снова дела! А после все по-новому! У твоего батюшки в двадцать пять годков уже сыночек бегал, а через пять лет ты появился…
— Няня! — строго сказал Алексей. — Ты что? Нарочно выбираешь самый неподходящий момент, чтобы допекать меня? Мне бы сейчас поспать, на другое сил нет! Я не только жениться, я завтракать не хочу. Вели Марусе ванну приготовить и чистое белье. Я сейчас завалюсь в постель, и гори все ясным пламенем до самого вечера. Разбудишь меня в шесть пополудни, нужно поработать над докладом Тартищеву.
— Все-то бегом, все впопыхах, не по-людски! — запричитала нянька. — Ты только посмотри на себя, Алеша! Щетиной зарос на два пальца, а костюм во что превратил? Ведь два раза всего надеванный! Гляди, совсем карман оторвал. И на спине клок вырван… Это ж никакого жалованья не напасешься! А это что? Кровь? — Нянька подошла ближе и, подслеповато щурясь, уставилась с подозрением на ржавое пятно на истерзанной штанине. — Ранили, что ли? — И тут заметила забинтованную ладонь, охнула: