Князь Кирилл Адашев откинулся на спинку широкого, обтянутого темно-синим бархатом кресла, устроился поудобнее и вытянул раненую ногу к огню. Он любил эти вечерние часы, когда затихает большой дом, с улицы слышны крики извозчиков, а за дверями прекращается перепалка горничных и лакеев, когда отступают на время заботы и хочется думать, как в юности, о чем-то светлом и безмятежном...
Огонь в камине то затевал веселую плясовую по березовым чуркам, вспыхивая пером жар-птицы, то затихал, как кроткая голубица, и лишь изредка постреливали угольки.
Камин появился совсем недавно вместо старинной голландской печи в чудесных голубых изразцах, о теплые бока которой грелось не одно поколение Адашевых. Но камин не был простой данью английской моде. Более всего на свете князь любил посидеть у открытого огня, почувствовать его живительное тепло. Эта страсть осталась у него с детства, когда вместе с деревенскими мальчишками отправлялся в ночное, делил с ними кусок ржаного хлеба с луком и солью.
Тогда ночная темнота уравнивала всех в правах, и звездное небо принадлежало всем, и речка, и заливные луга, и злющие комары, и костер тоже был один на всех... Во время долгих морских переходов, отстаивая бесконечные штормовые вахты, он часто вспоминал то благословенное время. И более всего ему не хватало этого жаркого, слегка чадящего пламени, подмигивающего синими огнями и согревающего душу и тело.
Вздохнув, князь разворошил кочергой угли. Осталась в прошлом его морская служба, приходится привыкать к жизни сухопутного помещика. И пора уже расстаться с флотскими привычками, заняться имением, найти себе наконец жену, сыновьям – хорошую мать и зажить подобно большинству верноподданных Его Императорского Величества, не утруждая себя государственными заботами и мировыми проблемами.
Подобные мысли все чаще и чаще стали посещать молодого князя, особенно в последнее время, когда его проекты переустройства русского флота встречались в штыки чиновниками из Адмиралтейств-совета и даже в военном ведомстве с некоторых пор на него стали смотреть косо и недоброжелательно.
Адашев встал и прошелся по кабинету. Как ни пытался он себя успокоить, но сегодняшняя встреча с морским министром Моллером основательно выбила его из колеи... Российский флот много лет находился в заброшенном состоянии.
Корабли долго держали в гаванях, они ветшали и гнили, а новые суда строили в постыдно малом количестве, да еще из сырого леса. Никому не было дела, что срок их службы исчислялся пятью-шестью годами. Шведы не дураки, покупают в России добротный лес, который и самим бы ох как пригодился! Сушат его, выдерживают по всем правилам, потому и бороздят их корабли моря и океаны по двадцать и более лет.
Сейчас, при Николае Павловиче, ситуация несколько изменилась. Уже в Наваринском сражении 1827 года русские корабли сыграли решающую роль в разгроме турецко-египетского флота объединенной русско-англо-французской эскадрой.
На днях героя Наваринской битвы Михаила Петровича Лазарева назначили главным командиром флота. Адашев видел его в бою, когда тот был еще в чине капитана первого ранга и командовал линейным кораблем «Азов». По общему признанию, корабль Лазарева был самым доблестным в сражении. Именно он уничтожил египетский флагман Мухтарем-бея и турецкий флагман Тахир-паши. За беспримерную отвагу и героизм «Азову» впервые на русском флоте был вручен Георгиевский кормовой флаг, а бесстрашный командир получил звание контр-адмирала и четыре ордена сразу: русский, английский, французский и греческий.
Но знакомство их началось гораздо раньше, в 1819 году. Морское ведомство запланировало тогда экспедицию в высокие широты Южного полушария. И князю, молоденькому мичману, выпускнику Кронштадтского кадетского корпуса (его же закончил Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен, командир шлюпа «Восток», принимавшего участие в этой сложнейшей экспедиции), удалось попасть в подчинение к лейтенанту Лазареву, командовавшему вторым шлюпом – «Мирный».
Князь посмотрел на чучело птицы, напомнившей ему прошлое, потом на большую карту, которая занимала всю стену позади массивного письменного стола. Красным пунктиром отмечен на ней тот далекий, незабываемый маршрут.
Долго еще после возвращения на родину снились Кириллу Адашеву светящиеся аметистами и изумрудами вечные льды и горизонты Южного материка.
Князь подошел к столу, покрытому толстым синим сукном, заваленному рулонами навигационных карт, чертежами, торопливо набросанными заметками. На специальной подставке перед ним стоял макет первого российского стимбота [8] «Елизавета». Взяв его в руки, он задумчиво осмотрел и вернул на прежнее место. По его сведениям, воды российских рек бороздят не менее тридцати-сорока пароходов. На товарно-пассажирской линии Одесса – Ялта уже четвертый год исправно совершает рейсы паровое судно «Одесса», но военный флот по-прежнему остается парусным. Англия, Франция и Турция вовсю готовятся к войне, и в ней не будет места парусным кораблям. Их место должны занять не зависящие от капризов погоды, более маневренные и прочные паровые суда...
В нынешней политической ситуации это не должно вызывать никакого сомнения, но твердолобые чиновники из Морского министерства не в состоянии понять или попросту не хотят, не желают знать, что прошли спокойные времена, а посты и награды достаются теперь не за выслугу лет и чинопочитание, но за истинное служение Отечеству под пулями и разрывными снарядами, при ураганном ветре и в ледяном холоде.
В окно ударил очередной снежный заряд. Любимый пес князя Алтай, большой охотник понежиться у камина, поднял голову и некоторое время с недоумением смотрел на хозяина, не понимая своим собачьим умом, и что ему все неймется, и чем он так постоянно озабочен? Но ласковое тепло сделало свое дело, и пес, вновь уронив голову на лапы, задремал, изредка поскуливая во сне и помахивая хвостом.
В дверь тихо постучали, почти поскреблись, и Адашев, улыбнувшись, распахнул ее. На пороге стояла старая нянька Агафья, виновато глядя на него:
– Прости меня, старуху, голубчик! Вижу, свет из-под дверей пробивается, дай, думаю, загляну! На кухне сегодня ватрушки пекли, а ты к ужину не спустился, я и забеспокоилась. Чай не заболел, Кирюша?
– Нет, нянюшка, просто есть не хотелось. Поздно отобедал с друзьями, вот и решил ужин пропустить.
Нянька недовольно поджала губы:
– Совсем ты себя не бережешь! Что я княгине скажу, когда она из-за границы вернется? Матушка твоя мне строго-настрого наказывала, чтобы ты вовремя обедал и ужинал и заботами себя не слишком утруждал, пока не выздоровеешь!
Князь, обняв старушку за плечи, провел в глубь кабинета и усадил в кресло, в котором только что сидел у огня:
– Погрей немного косточки, а я пока кое-что почитаю.
– Хочешь, я тебе чайку принесу с малиной и ватрушечек тоже на всякий случай оставила.
Кирилл поцеловал ее в щеку: