Он говорил, а сам не сводил взгляда с Хоболая. Тот опустился на траву рядом с отцом, примерился и дернул стрелу из раны. Она вышла легко, но Эпчей вздрогнул всем телом и вытянулся. Кажется, потерял сознание. А из раны на груди толчками полилась кровь. На шелковую рубаху, на бурую траву…
Толпившиеся вокруг воины притихли. Хоболай что-то отрывисто крикнул. К нему бросился старик в кожаной рубахе, обшитой разноцветными лентами. На голове – рогатая шапка, в руках – деревянная чаша, то ли с водой, то ли с отваром. Он склонился над Эпчеем и вылил содержимое чаши на рану. Кровь запузырила и течь перестала. А старик снял висевший на спине бубен, трижды ударил в него колотушкой, а затем схватил окровавленную стрелу и вместе с бубном поднял ее к небу.
Он что-то кричал, потрясал стрелою и бубном, а толпа глухо ему вторила. Но на этот раз не воинственно, а словно покорно молила о чем-то.
– Шаман, вишь, просит, чтоб духи ихние знак подали, указку, значитца, на того, кто бега жизни лишить хотел, – пояснил Никишка.
– Я и без того понял, – буркнул Мирон, не сводя взгляда с шамана.
Тот, упав на землю, корчился, выгибался, бил ногами, потом ударил стрелой себя в грудь и затих. Эпчей лежал рядом неподвижно. Но, в отличие от бега, шаман тут же поднялся на колени и вновь принялся стучать в бубен и гнусаво завывать.
– Небось не дозвался духов своих! – язвительно усмехнулся Никишка. – Теперя на…
И, охнув, прервался на полуслове, а затем сообщил упавшим голосом:
– Вон, Тайнашка скачет, и Айдынка с ним! Ну, щас начнется. Сматываться надо, Мирон Федорыч!
– Погоди! Нужно Айдыне непременно про стрелу сказать!
– Далась вам эта стрела! – проворчал Никишка.
Всадники промчались мимо. Никишка и Мирон едва успели отскочить в сторону. Айдына и Тайнах спешились и, бросив поводья, устремились к Эпчею. Присели рядом на корточках. И Хоболай взволнованно и быстро заговорил, то и дело показывая на шатер. Шаман, подхватив бубен, затерялся среди воинов, которые вновь сгрудились в кучу, загородив обзор. Последнее, что разглядели Мирон и Никишка, как Айдына подняла стрелу, осмотрела ее и передала Тайнаху.
– Вишь, вроде впервые видит? – прошептал Никишка. – И Тайнашка тоже крутит-вертит. Точно! Не ведают, чья стрелка!
Мирон ничего не ответил. Растолкав воинов, он вышел на середину круга. Успел окликнуть:
– Айдына!
И увидел, как полезли на лоб глаза Хоболая. Он вскочил на ноги и гневно прокричал что-то, указывая на Мирона. Два дюжих кыргыза тотчас повисли у князя на плечах, еще двое схватили за руки, повалили на землю. Стянули шубейку, рванули рубаху на спине. Нога в сапоге с жесткой подошвой прижала его к земле. Князь успел заметить, что к нему мчится Киркей с арканом в руках, и уткнулся лицом в сухую траву. И сию же минуту руки вывернули до дикой боли в плечах, связали арканом.
Мирон слышал крики, пытался подняться, но кто-то ударил его по спине камчой – раз, другой. Обжигающая боль помутила разум. И когда его рывком подняли и поставили на ноги, колени подогнулись, и он упал на землю.
Его снова заставили встать, подтолкнули к березе и, когда он, шатаясь, добрел до нее и прислонился к прохладному стволу, один из сучьев подвели под связанные руки и отпустили ветку. Сук выпрямился, и Мирон повис на нем, как на дыбе, с вывернутыми суставами. От страшной боли чуть не остановилось сердце. Он замычал, поднял голову. Сознание возвращалось медленно. Казалось, все вокруг затянуло зыбким сизым маревом.
Кружились в безумном хороводе деревья, облака, небо. Мельтешили темные пятна. Меняя свои очертания, они двоились, троились, становились похожими на людей, лошадей, а то вдруг сливались в мерзкие живые кляксы, тянувшие к нему щупальца-лапы…
Новая острая боль пронзила его, и Мирон едва удержался от крика. Один из воинов копьем располосовал ему рубаху сверху донизу, оставив кровавый след на груди. Но рядом кто-то угрожающе рявкнул, и толпа отступила.
Мирон поднял голову. Что-то теплое текло по лицу, скапливалось на губах. Он лизнул языком, почувствовал привкус крови. Что происходит? Отчего эти люди набросились на него?
Он обвел их взглядом. Ненавидящие глаза, яростные вопли. Заметил бледную, с окаменевшим лицом Айдыну, рядом с ней торжествующего Тайнаха. Вот оно что! Езсерский бег добился своего!
Но, как оказалось, он ошибался. Откуда-то сбоку появился Хоболай, тащивший за шиворот Никишку. Под глазом у черкаса отсвечивал синяк, руки заведены за спину, а рубаха изодрана в клочья.
Хоболай толкнул его в спину. Никишка едва не упал, но на ногах удержался. Хоболай же подступил к Мирону. В руках у него блеснул нож. Тот самый, что дал ему Эпчей накануне. Кыргыз что-то прокричал, и Никишка, не глядя в глаза Мирону, понурившись, перевел:
– Откуда у тебя нож моего отца?
– Объясни этому барану, что нож дал Эпчей для защиты на случай, если кто-то вздумает зарезать меня ночью, – с трудом проговорил Мирон.
– Я пытался сказать, но меня не послушали. Ироды! – быстро сказал Никишка и забубнил теперь уже по-кыргызски.
А Мирон вновь посмотрел на Айдыну. Неужто сомневается в нем? Верит, что он покушался на Эпчея? Но она отвела взгляд, в котором было столько тоски и боли, что у него дрогнуло сердце. Бедная! Каково ей сейчас?
Никишка замолчал.
Но Хоболай, похоже, не обратил на его слова никакого внимания, потому что поднес к лицу Мирона ту самую стрелу, которую выдернул из раны Эпчея.
– Говорит, что вы стреляли в Эпчея. Вас видели воины… – перевел его вопли Никишка. И добавил от себя: – Брешут, гады! Мы в это время возле костра сидели…
И тут Мирон вышел из себя.
Не обращая внимания на дикую боль, дернулся, раз-другой… С треском сук обломился, и он упал на колени. И, выдираясь из кучи воинов, мигом насевших на него, орал не своим голосом, взывая к Айдыне:
– Как я мог стрелять, когда у меня нет ни лука, ни стрел? А если воины видели меня, почему не схватили? И, главное, зачем мне убивать Эпчея? Чего ради?
Его вновь повалили, холодная сталь клинка коснулась горла. Мирон увидел Тайнаха. Тот, ощерившись, склонился над ним так низко, что он разглядел узкий шрам, перечеркнувший щеку, и капельки пота на лбу бега.
– Конец тебе, росомаха!
И вдруг кто-то рванул его за плечо так, что Тайнах завалился на спину, а между ним и Мироном выросла Айдына с мечом в руках. А рядом с ней – Киркей!
– Убирайся! – крикнула она. – Не видишь разве, орыс не убивал Эпчея! Это стрела мунгалов! Ты сам только что сказал об этом! Или тебе не терпится свести с ним счеты?
– Убирайся? – Тайнах вскочил на ноги и хищно прищурился. – Я уберусь, Айдына! Вместе со своим войском! И Хоболай тоже уведет своих воинов! Потому что на твоих землях ранили его отца!
– Стой! – Мирон с трудом поднялся на ноги. – Нельзя вам разбегаться! Равдан перебьет вас по одному!