– Запиши куда-нибудь, пожалуйста.

Пока девушка переписывала названия в потрепанную тетрадку, я снова взяла в руки томик Шекспира и обнаружила карандашные пометки на списке действующих лиц. Против Джульетты стояло имя «Сырма».

– Постой, – воскликнула я, – это ж распределение ролей! Ты спектакль собираешься поставить?

Сырма зарделась, как маков цвет.

– Я бы очень хотела. – И тут же девушка поправилась: – Мы бы очень хотели. Молодежи у нас много. Желающих сыграть в спектакле, хоть отбавляй. Но, сами понимаете, я ничего в этом не соображаю. Одно дело смотреть спектакль на сцене театра, другое – поставить его самому. А костюмы, а декорации…

– Погоди, – вклинилась я. – Я как-то смотрела в Москве «Короля Лира». Его играли актеры провинциального театра, причем то ли в мордовских, то ли в чувашских национальных костюмах. Ведь это трагедия, которая вне времени и пространства. Ее хоть в Африке поставь и одень героев в набедренные повязки – все будет понятно.

– Здорово! – Глаза Сырмы загорелись. – И имена не нужно менять. У меня соседку Джульеттой зовут, а мужа ее – Романом.

– Надеюсь, эта история не про них? – засмеялась я.

– Нет. – Сырма неожиданно поскучнела.

Я заметила, что у нее дернулась нижняя губа. Словно девушка собиралась заплакать.

– Прости, ради бога… Я тебя чем-то обидела?

– Что вы! – Она прижала руки к груди. – Мне так приятно с вами разговаривать.

– Знаешь, – я снова взяла в руки томик Шекспира, – я, наверное, немного смогу вам помочь. В детстве я играла в школьных спектаклях. Конечно, Шекспира мы не тревожили, а вот «Кошкин дом» и «Горе от ума» ставили. У нас был очень хороший режиссер – Мария Эммануиловна Файль. Из актрис старого, еще послевоенного поколения. Я сама до девятого класса хотела поступать в театральное училище. Но родители цикнули, и пришлось идти в мединститут.

– Так вы врач? – оживилась Сырма. – Может, посмотрите, что у дедушки со спиной? Он уже какой день разогнуться не может. Мы и мазями его натирали, и массаж делали – ничего не помогает.

– Обязательно посмотрю, – не задумываясь, согласилась я.

Мне очень хотелось как-то отблагодарить милую девушку.

– Вадим вернется, я попрошу, чтобы он…

– О чем ты меня попросишь? – раздался за спиной знакомый голос. – А, вижу, вы нашли общий язык!

Улыбаясь, Вадим прошелся быстрым взглядом по стопке книг на конторке, по мне, а затем по Сырме.

– Сырма попросила осмотреть ее дедушку. Ты не мог бы проводить меня до его дома?

– Давид и Мадина повезли старого Гочу в Сухум. Я договорился, что его положат в больницу. Подлечат, поставят на ноги.

– Вадик, спасибо! – прошептала Сырма.

– Он велел тебе за клубом присматривать. И никого без дела в него не пускать.

– Я знаю. – Сырма выпрямилась. – Сегодня сюда девочки придут. Мы будем порядок в библиотеке наводить. – И не выдержала, похвасталась: – Оля обещала помочь нам поставить спектакль.

– Да? – Брови Вадима взлетели вверх. – У нас такие таланты? Режиссерские?

– Не язви, – рассердилась я. – Я свои таланты прекрасно знаю. Но есть опыт игры в школьных спектаклях. Почему бы не помочь ребятам…

Шорох за стеллажами заставил меня насторожиться. Я вопросительно посмотрела на Сырму:

– Крыса?

Девушка покраснела и бросила виноватый взгляд на Вадима.

А тот расплылся в улыбке:

– Илико, выходи! Никто тебя сырым кушать не будет.

– Здравствуй, Вадим! – Из-за стеллажей показался высокий горбоносый парень, одетый в джинсы и полосатую рубашку-поло. Буйные кудри прикрывала бейсболка.

– Здравствуй, здравствуй, друг Илико! – Вадим пожал ему руку. – Не боишься, что братья Сырмы утопят тебя в реке?

– Не боюсь, – нахмурился Илико. – Я ее украду и увезу в Сочи. Там нас никто не достанет.

– Нет, так дело не пойдет, – покачал головой Вадим. – Зачем тебе проклятье на свой род? Надо как-то иначе решать проблему.

– Ее два века не могут решить, – с тоской посмотрела на него Сырма. – Что теперь, тоже со скалы в реку бросаться?

– Скажешь тоже! Бросаться! – рассердился Вадим. – Я вам обещаю: завтра же поговорю с твоим отцом, Илико. Как я понимаю, вся проблема в нем? Мадина, в принципе, не против, что вы поженитесь?

– Она еще не знает, что у нас с Илико… – Сырма покраснела и бросила взгляд на парня. – Я ее спрашивала, что будет, если девушка с нашего берега полюбит парня с Зухбы, позволят ли им сыграть свадьбу. Мама сказала, что дурацкие пережитки могут помешать. Хотя настоящая любовь не должна бояться пережитков.

– Отец ни за что не согласится. Я ее украду! – с упрямым видом повторил Илико.

– Украдешь, украдешь, – усмехнулся Вадим, – но позволь, сначала я поговорю с Георгием.

– Ой, прячься, Илико! – испуганно вскрикнула Сырма. – Сюда Шали Мергиани идет!

Парень вновь метнулся за стеллажи. И вовремя. Дверь без стука распахнулась, и на пороге возник Шалико, но уже не в черкеске, а в джинсах и новой клетчатой рубахе.

– Привет, Сырма! – сказал он весело и поцеловал ее в щеку. Затем обратил свой орлиный взор на нас. – Вадим, поехали уже. Отец, братья ждут. Стол накрыли, вино достали из погреба…

– Секунду еще, Шалико! Подожди нас в машине, пожалуйста.

Шалико хмыкнул, но послушно вышел и закрыл за собой дверь.

Вадим поднял руку и посмотрел на Сырму.

– Ты меня поняла? Никакой дурости!

– А спектакль мы обязательно поставим, – улыбнулась я.

– Хорошо, – потупила взгляд девушка. – Я очень на тебя надеюсь, Вадик.

Глава 24

Вернулись мы домой уже под вечер. Пиршество в доме Митана Мергиани, отца Шалико, затянулось на несколько часов.

Это был типичный сванский дом, такие я видела в Местии. Двухэтажный, просторный, нижний этаж из камня, верхний из дерева. Вдоль всего второго этажа шла веранда, внизу – большое помещение с железной печкой и длинным столом. Встреча показалась мне более чем сдержанной: ни громких криков и возгласов, ни шумных проявлений восторга, ни слез. Скупые объятия для Вадима, рукопожатия для меня. Иной мог бы подумать, что нам здесь и не рады вовсе, но я-то знала: все, что есть у семьи, будет сейчас на столе. А наверху, если мы соизволим заночевать, нам постелют постели с лучшим бельем и одеялами.

Братья Шалико и он сам вышли к столу в черкесках. Достали из какого-то дальнего сундука черкеску и для хозяина дома. Я подумала: «Жаль, если все это сделано только из уважения к гостям». Но, видно, ошиблась. В движениях старика появилась величавость, в осанке ребят – гордость. Они выпрямили спины, приосанились, подтянулись. Перед тем, как сесть за стол, мать Шалико обошла своих мужчин и попросила каждого снять и отдать ей кинжал. Женщина собрала их и унесла куда-то вместе с поясами. Таков обычай. За столом люди должны находиться без оружия.