— А ты вдобавок ко всему еще и хвастун! — Ольга Ивановна осторожно погладила его по щеке.
Теперь они стояли так близко, что слышали сердцебиение друг друга. Андрею нужно было лишь слегка наклонить голову, и его губы вновь бы приникли к слегка приоткрытому от волнения женскому рту.
Ольга Ивановна понимала, что ей следует отодвинуться от него на безопасное расстояние, но отойти назад мешал подоконник, и она закрыла глаза, кожей ощущая приближение мужских губ. И вдруг взрыв храпа из соседнего кресла заставил их отпрянуть друг от друга. Андрей с досадой посмотрел на безмятежно спящего поэта и чертыхнулся.
— О боже! — тихо рассмеялась Ольга Ивановна. — Я думала, Фаддей выстрелил тебе в спину из дуэльного пистолета!
Из кресла теперь доносилось мягкое сытое урчание, перемежаемое легким бульканьем и довольными вздохами, — поэт так и не проснулся. Но Ольга Ивановна была ему благодарна: невольно он помешал совершиться еще одному безрассудному поступку.
Торопливо освободившись от объятий графа, она пожелала ему доброй ночи и спешно покинула гостиную, несмотря на его просьбы остаться.
Оказавшись в своей комнате, она тут же поклялась на маленьком образке, который всегда брала с собой в дорогу, что никогда более не позволит Андрею компрометировать ее. И ни в коем случае не станет жертвой безнадежного романа, который ничего, кроме несчастий, ей не принесет.
Кроме того, с тоской думала она, это большая глупость — влюбиться в тридцать восемь лет в мужчину, который уже однажды сделал ее несчастной. И с какой стати она мечтала о встрече с ним, зачем отправилась на тот проклятый остров?
Ольга Ивановна вжалась лицом в подушку и отчаянно, по-девичьи горько зарыдала, словно вернулась в свой самый черный день, когда она получила то подлое, теперь она в этом не сомневалось, письмо от Варвары. В нем ее бывшая подруга смаковала подробности похождений Андрея в столице, чтобы через год самой выйти замуж за «подлого развратника».
Нет, никогда больше она не позволит себе полюбить кого-либо!
Никого и во веки веков! Ольга Ивановна вздохнула, перевернулась на спину и перекрестилась. И, уже засыпая, она подумала, что прошлая ночь, несмотря ни на что, останется одним из самых счастливых воспоминаний в ее жизни!
— О, ужас! Он почти поцеловал ее! — прошептала Глафира Дончак-Яровская. — Если бы Фаддей не взорвался храпом, граф поцеловал бы Ольгу непременно! Я просто убеждена в этом! — Она порывисто вздохнула и чуть не упала на голову верной Дарьи, с трудом удерживающей пустую дождевую бочку под ногами предводительницы. Рассохшаяся бочка грозила вот-вот развалиться. Но подруги, возбужденные представшим перед ними зрелищем, не обратили внимания даже на то, что вместо двух обручей бочку опоясывает один, и тот донельзя проржавевший.
Уцепившись руками за облупленный подоконник, Глафира заглядывала в комнату и шепотом комментировала происходящие в гостиной события. К открытому окну, возле которого стояли Ольга и граф, они все-таки не посмели подобраться, а устроились у того, которое выходило на задний двор и по этой причине было закрыто. Но чуткие уши Глафиры улавливали и более слабые звуки, чем те, которые доносились из гостиной. И поэтому почти весь разговор графа Андрея и Ольги Меркушевой прошел при двух свидетелях.
— Ну, всего можно было ожидать, — сокрушалась шепотом Глафира, — но что Ольга начнет флиртовать со старшим Ратмановым?! Как ей не стыдно, дочь неизвестно где, а она прохлаждается в компании трех мужчин! — Сердито фыркнув, она почувствовала, что хлипкое сооружение под ней пришло в движение. Дарья вцепилась в ее ноги железной хваткой, стараясь спасти от падения. Но Глафира на этот раз не поняла подругу и, шевельнув затекшей от напряжения ногой, попыталась освободиться. В следующее мгновение раздался хлопок, это лопнул отживший свое обруч, и бочка аккуратно распалась на составляющие. Глафира сдавленно вскрикнула и приземлилась точно в центр бывшей бочки.
Дарья охнула. Башмак приятельницы впечатался ей в бедро, но даже в такой чрезвычайной ситуации дамы не позволили себе слишком громких криков, чтобы не выдать своего присутствия. Глафира, словно гигантский пестик, поднялась из образовавших цветочный венчик деревянных останков и опять подкралась к окну. Подставив ребром днище бочки к стене, она взгромоздилась сначала на него, а потом ловко перебралась на узкую, всего в полкирпича толщиной, декоративную полоску, украшавшую когда-то здание гостиницы, а сейчас основательно изъеденную временем и спинами влюбленных парочек из гостиничной прислуги, выбравших этот потаенный уголок двора для ночных свиданий. Но, к великому сожалению любопытных приятельниц, Ольга Меркушева уже покинула гостиную и им так и не удалось узнать, поцеловал ли ее граф Ратманов или дело ограничилось одними объятиями.
Глафира сползла по стене и удрученно оглядела изрядно испачканный известкой и штукатуркой дорожный костюм. Но дело стоило свеч! Назревал новый скандал, и не менее захватывающий, чем предыдущий. До сей поры любознательным светским кумушкам не везло, им так и не удалось разузнать, по какой причине младший граф вздумал умыкнуть свою же собственную невесту.
Дарья высказала робкую мысль, что Ольга могла отказать жениху дочери из-за слухов, которые роились вокруг Сергея Ратманова тучами и представляли его сиятельство с очень неприглядной стороны.
Глафира, конечно, была в курсе семейных разногласий Меркушевых по поводу этого брака. А однажды она случайно оказалась под окном комнаты, в которой мать и дочь весьма бурно выясняли отношения, и тогда ей стало ясно, что Настя совсем не в восторге от своего будущего мужа. Но с какой стати ей вздумалось бежать вместе с неприятным ей человеком, притом если мать отказала ему?
Получался какой-то заколдованный круг. Обе милые дамы, как ни старались, не могли разобраться, что же происходит на самом деле. Но новый поворот событий не только разогнал их слегка застоявшуюся кровь, но и позволил надеяться, что они все-таки на верном пути и нужно готовиться к тому, что со дня на день они могут оказаться в эпицентре одного из самых крупных светских скандалов.
Пока Глафира предавалась размышлениям и с огорчением рассматривала надорванный манжет, Дарья, отдуваясь, как после парной бани, безуспешно пыталась отряхнуть юбку подруги. Глафира нагнулась к ней и недовольно прошептала:
— Оставьте мой костюм в покое, Дарья Матвеевна! Бог с ним! Ему сейчас нужна хорошая щетка, и только! А нам с вами следует поискать себе другую гостиницу, иначе непременно встретимся с Ольгой и, конечно же, не сумеем объяснить, по какой причине мы оказались в Самаре.
— Глафира Афанасьевна, я просто потрясена вашей зоркостью, — восторженно провозгласила Пискунова. — С вашей-то близорукостью через улицу разглядеть в окне эту парочку да еще в такой темноте узнать их!
— Ничего удивительного! — Глафира была польщена. — Ольгу я знаю без малого двадцать лет, да и графа примерно столько же. Насколько я помню, еще до ее замужества по столице ходили неясные слухи, что их с Андреем Ратмановым связывали не просто добрососедские отношения. Но Ольга была бесприданницей, и в свет ее вывезла на собственные средства тетка, сестра матери, у которой она воспитывалась после смерти родителей, — Глафира вздохнула. — Конечно, замуж Ольга, тут уж ничего не скажешь, вышла очень удачно. Молодой Меркушев был и красив, и богат, к тому же, бесспорно, влюбился в нее, но и граф был к ней неравнодушен, теперь я в этом окончательно убедилась. Родители не позволили бы ему жениться на бедняжке Ольге. Дела у них в то время шли совсем не так хорошо, как сейчас. — Глафира обвела торжествующим взглядом темные окна и пробормотала: