– Вижу, точно крест! Большой, где-то сантиметров тридцать! Восьмилапый, значит, раскольничий, – обрадовался Замятин и снова взялся за лупу. – Мы с тобой, как нормальные люди, пытаемся читать слева направо, а здесь слова идут сверху вниз, затем – снизу вверх…
Мужчины снова сдвинули головы. По их учащенному дыханию и отрывистым высказываниям я поняла, что дело сдвинулось с мертвой точки. Я вздохнула: теперь тем более не заснуть. Запахнув полы халата, встала с дивана и подошла к столу. Мужчины дружно подняли головы. Глаза их сияли.
– Вот, – сказал Замятин, – кое-что получается. – И прочитал, слегка запинаясь: – «Сей крест заветный. Кладена сия казна воеводой Сибирским Терсковым, боярином Московским, в сундук счетом: империалами сто тысяч, полуимпериалами пятьдесят тысяч, монетами тоже пятьдесят тысяч. А к тому положены истукан чистова золота двух пудов весом, сабли бухарские и персидские, каменья драгоценные, да старинные бугровые вещи весом до три на пять пудов. Да кто сей крест заветный найдет, тот и казну воеводскую возьмет…» – Замятин поднял взгляд. – Дальше все расплылось, но последние слова читаются: «…и засыпьте свой завет. Аминь».
– Чепуха какая-то! – Сева озадаченно потер лоб. – Нам это ни в жизнь не разгадать! Стоит ли голову морочить.
– Да-а! – Замятин поднес листок к глазам. – Действительно, тут специалисты нужны. Надо показать историкам.
– Чтобы нас на смех подняли? – скривился Сева. – По-моему, только идиот поверит в эту ахинею.
– Кто его знает? – пожал плечами Замятин. – А вдруг именно эту бумажку искали в Машином доме?
– Скажете тоже! – не совсем учтиво отмахнулся Сева. – Простое совпадение, не больше! Да и кто в здравом уме верит в подобные штучки? И вообще, где здесь указано, что клад зарыт в наших местах?
– А тут уж как посмотреть! – Замятин окинул Севу насмешливым взглядом. – Мало ты, Всеволод, внимания родной истории уделял. А я со школы помню: бумажные деньги ввели при Екатерине Второй. Терсков был воеводой в Белокамском остроге. Ворюга, каких поискать! Его так и прозвали «расканалья-воевода». Помнится, вызвали его в Петербург, пытали, ноздри вырвали, но на кол не посадили – считала Екатерина себя просвещенной правительницей. А вот чинов и званий лишила. Сослали бедолагу в Тобольск, да умер он по дороге… Наверняка сибирские сокровища где-то и припрятал. Не везти же их было в столицу?
– Ничего себе! – покачал головой Сева. – Откуда только все знаете?
– А я поначалу историком хотел стать, – улыбнулся Замятин. – Очень уж у нас хороший учитель был. Но потом родители переехали из Омска в Рязань. А там сам бог велел в десантное поступать.
– Понятно, – сказала я и присела на стул рядом с ним.
Честно сказать, меня удивило, с какой легкостью Замятин разобрал запись. В институте мы изучали старославянский, но, хоть убей, я не смогла прочитать даже одного слова. Впрочем, зачем морочить голову пустыми занятиями?
– Если получится вырваться в город, загляну в музей. Может, их это как-то заинтересует, – я хотела положить бумагу в шкатулку, но Сева перехватил мою руку.
– Оставь пока. Вдруг что-то не рассмотрели?
– Подожди-ка, – теперь уже Замятин взял у Севы бумагу. – Я о таких кладовых записях читал когда-то. Смотрите, вот эти буквы, похоже, и есть тот «завет», вернее, зашифрованное заклинание. Оно и должно помочь специалисту-«отговорщику» справиться с невидимыми бесами – «сторожами» клада.
Мы склонили головы над бумагой. «Завет» состоял из вырезанных на семи концах креста старославянских букв КНЬ, МРЬ, Рé, О, еще одно О и МРЪ. Рядом с буквами точки, но разное количество – от трех до десятка или чуть больше…
Сева недоверчиво посмотрел на Замятина, затем на меня, но ничего не сказал, только взял в руки лупу. Он сосредоточенно и долго рассматривал значки, мало смахивающие на буквы.
– Ну, и что дает этот «завет»? – произнес он разочарованно и отложил лупу. – Было непонятно, стало еще непонятнее!
– Давайте лучше спать, – предложила я. – Вы завтра выспитесь, а мне спозаранку на службу. И так два дня впустую прошли! Теперь до конца месяца с делами не разгребусь.
– Маша, – быстро сказал Сева, – мы с Олегом Матвеевичем на первом этаже ляжем, а ты – в моей спальне. Там телевизор есть. Можешь фильмец какой посмотреть перед сном. И душевая кабинка в порядке…
– Ты бы проводил девушку, – сказал Замятин, – а то потеряется в твоих хоромах.
– Само собой, само собой, – засуетился Сева. – Какой разговор? – И посмотрел на меня. – Я попытаюсь скопировать записи. А то случись что, у нас ничего не останется.
– Как хочешь, – сказала я и, подхватив сумку, направилась к лестнице, ведущей на второй этаж.
Сева последовал за мной. Дверь в спальню была второй по счету, а всего в узкий коридорчик выходили три двери.
– Тут у меня кабинет и спальня для гостей, только они еще не обставлены, – Сева открыл дверь в свою спальню и, протянув руку, включил верхний свет.
Я огляделась. Большая двуспальная кровать и комод. Возле кровати – тумбочка с настольной лампой. Недостаток мебели скрашивали огромный ковер с длинным ворсом и искусственная пальма в углу. Легкие шторы отдернуты, за ними выход на балкон – раздвижные стеклянные двери. Сева подошел и задернул занавеску.
Я поставила сумку возле кровати и посмотрела на Севу.
– Спокойной ночи, – сказал он, но не ушел, а стоял возле порога, переминаясь с ноги на ногу. Вид у него был смущенный. Кажется, он хотел что-то сказать, но не решался.
– Чего тебе? – спросила я.
– Маша, – Сева переложил фонарик из одной руки в другую и отвел взгляд, – только не сердись! Я хочу… Словом, оставайся у меня… насовсем… В твоей хибаре невозможно жить… Да и ремонтировать бесполезно. Тебе еще не надоело печку топить?
– Не надоело! – отрезала я. – Прекрати эти разговоры раз и навсегда. Я ведь сказала: замуж не пойду, ни за тебя, ни за кого другого!
– А, может, ты на Замятина глаз положила? – вкрадчиво спросил Сева и зачем-то включил и выключил фонарик. – Так он сегодня – здесь, завтра – там.
Я задохнулась от негодования и не смогла ничего возразить. Лишь поднесла кулак к Севиному лицу.
– Видел? – произнесла я сквозь зубы. – Скажи спасибо, что я у тебя в гостях, а то бы как врезала!
Сева отшатнулся и с обидой посмотрел на меня.
– Нет, Марья, как волка ни корми, а он все в лес смотрит!
Он резко развернулся и шагнул через порог, но я успела крикнуть ему вслед:
– Пошел ты! Кормилец! Без тебя как-нибудь обойдусь!
Дверь с грохотом захлопнулась, а я обессиленно опустилась на кровать.
И чего, спрашивается, взъярилась? Обидела хорошего человека… Чего он лезет ко мне с Замятиным? Я почувствовала, как сдавило сердце. Не по-хорошему сдавило. Не хватало мне сердечного приступа. Я несколько раз глубоко втянула в себя воздух и с силой выдохнула. Тяжесть в груди отступила, и я подумала, что это следствие усталости. Нет, нужно быстрее принять душ – и в постель! И не просыпаться до утра, пусть все вокруг горит ясным пламенем!..